Спасенное сокровище

С грохотом откинулся задний борт. Один из мужчин вскочил в машину. Другой светил ему фонариком. На секунду он поднял руку, и яркий луч света упал на его лицо. Это был Энгельбрехт-младший. На его коричневой фуражке сверкнула жестяная бляха: свастика.

Брозовский едва не вскрикнул. Ну и подлец! Но тут Ганс толкнул его в бок, и то, что он увидел, поразило его еще больше. Из машины вытащили длинный, увязанный в рогожку тюк. Энгельбрехт-младший принял его и подал Шмидту, который стоял на лестнице, прислоненной к стене коровника. Тюк, видно, был очень тяжелый — Шмидт едва не свалился с лестницы. На секунду полицейский скрылся на сеновале, и оттуда послышался глухой стук. Один за другим сгружали с грузовика тяжелые тюки, и, порой, когда они переходили из рук в руки, сквозь разорванную рогожу что-то поблескивало — это были стволы винтовок.

Так вот в чем разгадка этих ночных визитов!

Во дворе поместья Буби фон Роттенхорта фашисты прятали оружие.

Это известие с быстротой молнии распространилось по рудникам, заводам и шахтерским поселкам. Оружие в центре Мансфельда! Оружие против рабочих! Среди горняков росло возмущение. Это чувство объединяло тех, кто еще спускался в рудник, и тех, кто был вынужден изо дня в день слоняться по улицам в поисках работы.

Медные короли заволновались. Их темные планы были раскрыты. Они высказали свое недовольство Буби фон Роттенхорту: он позволил коммунистам проникнуть в их тайну. Но тот лишь скривил в усмешке тонкие губы:

— Простите, господа, но, если у меня в поместье появился красный, это уж моя забота. Нужно ли вам говорить, что мы принимаем решительные меры, чтобы покончить с этой сволочью. Ведь я не игрушки храню у себя на сеновалах.

Медным королям такой ответ пришелся по нраву.

Ганс-трубач

На следующий день помещик собственной персоной отправился к домикам, в которых жили батраки.

— Гляди, хозяин!

Мальчишки исподтишка подталкивали друг друга, девочки робко приседали.

— Хозяин! — шепнул жене старый батрак, рубивший дрова перед домом, и, сняв шапку, почтительно склонил седую голову.

Жена, с трудом сгибая больные колени, сделала книксен.

Буби фон Роттенхорт поглядел на стариков сверху вниз.

Батрак похолодел: «Боже мой, что ему от меня нужно? Правда, он одалживал мне упряжку волов. Но я свой долг отработал».

— Скажи-ка мне, кто здесь у вас красный? — раздался повелительный голос.

Батрак еще ниже опустил голову:

— Не знаю, хозяин.

— Не ври! Вы все заодно! Смотри, как бы не пришлось тебе со старухой остаться на улице. Я ведь только из милости вас и держу. Зачем ты мне нужен, урод?

И Буби фон Роттенхорт повернулся, чтобы уйти.

— Право же, я ничего не знаю, хозяин… — Старик был в отчаянии. Он мял в руках свою выцветшую шапку.

Вдруг жена дернула его за рукав:

— А может, хозяин имеет в виду Ганса-трубача?

Фон Роттенхорт сразу насторожился.

— Кто это? — спросил он строго.

— Ну что ты, жена, какой же он красный? — отмахнулся старик.

Он понятия не имел, что такое красный.

— Ганс-трубач такой добрый, веселый человек. Его все любят, — пояснил он и подумал: «Он не красный. Не может быть».

«Боже милостивый, спаси нас, — со страхом думала старуха, — не дай нам остаться без крова». Она хотела хоть как-нибудь смягчить разгневанного помещика.

— Ты же знаешь, — снова обратилась она к мужу, — Ганс-трубач почти никогда не бывает дома. Каждую субботу он куда-то уходит, а иногда и в воскресенье. Да и в будни, бывает, его жена садится ужинать с ребятами, а его все нет. Я уж не раз удивлялась. — Старуха заметила, что помещик слушает внимательно, даже глаза прищурил, и ей захотелось рассказать еще что-нибудь: может, удастся ему угодить. — К тому же, Ганс дружил с поляками, которые у нас тут работали на уборке, — продолжала она. — Весь обед у них просиживал.

Помещик еще больше сощурил глаза и сказал задумчиво:

— Так, так, вот, значит, с кем он дружбу водит. Так, так. — Он подошел вплотную к старухе. — Где же живет этот друг поляков?

Она указала на одну из покосившихся хибарок:

— Вон там, в среднем доме, он еще так чисто выбелен. Это Ганс в прошлое воскресенье белил, погода-то была как раз подходящая. По правде сказать, они люди тихие, трудолюбивые.

— А как зовут твоего Ганса-трубача?

— Гофер, хозяин, — помедлив, ответила старуха. — Ганс Гофер.

Она опустила голову и облегченно вздохнула. С сердца у нее свалилась тяжесть, но вместе с тем она чувствовала, что подставляет под удар другого и не могла радоваться.

Роттенхорт подошел к свежевыбеленной лачуге. Двери во всех домиках были одинаковые: неотесанные доски, скрепленные двумя поперечными планками; снаружи торчало железное кольцо. Нажав на кольцо, он открыл щеколду, толкнул дверь и вошел в комнату.

Сынишка Ганса, увидев его, выронил со страху трубу, в которую он дудел, и, засунув палец в рот, растерянно уставился на незнакомца своими большими, черными как угли глазами. Его маленькая сестренка подбежала и испуганно прижалась к нему. У нее были такие же черные, удивленные глазенки.

— Ну, чего глаза вылупили! — набросился Роттенхорт на ребят. — Где ваш отец?

Мальчик робко кивнул на дверь.