Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание

Это, во-первых, его автобиография, собственноручно написанная им 22 октября 1923 года. Второй документ стоит особо, это – надиктованное Берией в 1953 году письмо в КБ-11 по поводу имевшей там место быть аварии с исследовательским ректором. Оба документа характеризуют деловой литературный стиль Берии, но об уровне грамотности можно судить лишь по первому документу, и этот уровень вполне приемлем для молодого грузина-мингрела. Нет сомнений в том, что с годами уровень письменной грамотности Берии только возрастал, и это вполне объяснимо: Сталин сам был абсолютно грамотным человеком и был весьма нетерпим к неграмотности его сотрудников. Поэтому Берия уже по этой причине не мог не работать над своим уровнем письменной грамотности, а также и над деловым литературным стилем.

Однако в трёх остальных аутентичных документах – я имею в виду три письма Берии, написанных им 28 июня, 1 и 2 июля 1953 года в адрес ЦК после ареста, уровень грамотности и стиль, что называется, «хромают». Ряд очень неглупых исследователей, и прежде всего Ю.И. Мухин, отрицают аутентичность этих писем, но, по моему мнению, эти три письма написал именно Л.П. Берия, но написал их в состоянии очень сложного по психофизиологической структуре шока. Тогда в его душе и разуме самым причудливым образом соединилось, казалось бы, несоединимое… Полная растерянность и сохранённые запасы энергичности, нежелание поверить в то, что его многолетние товарищи и коллеги могут так неожиданно, незаслуженно и подло его предать и сохранённая способность к трезвому анализу, простой человеческий страх перед неопределённым будущим и мысли об уже полной его предопределённости в сочетании с неизбежными мыслями о том, как много ещё надо и можно было бы в жизни сделать для той могучей державы, одним из творцов которой он был.

Находясь в таком состоянии, можно забыть о правилах и грамматики, и стилистики, и о синтаксисе.

Дневник в состоянии шока не ведут, но стиль переданного мне дневника являл собой нечто среднее между литературной и грамматической нормой и её нарушением. И это тоже объяснимо. Берия был, безусловно, очень эмоционально подвижным человеком, но умеющим при этом сдерживаться тогда, когда этого требует ситуация. Причём ему ежедневно приходилось как раз сдерживаться, «выходя» порой «из себя» скорее в целях, так сказать, воспитательных. Наедине же с собой ни сдерживаться, ни придерживаться грамматических правил нужды не было, зато в подсознании сохранялось ощущение перманентного дефицита времени. Отсюда, как я понимаю, то отсутствие, то присутствие, например, двоеточий перед прямой речью, то закавыченная, то не закавыченная или не полностью закавыченная прямая речь и т. д.

Впрочем, важнее был вопрос по существу – мог ли Берия, опытный чекист, вообще вести дневник? Что ж, почему бы и нет? Тем более с 1938 года. К тому времени Лаврентий Павлович, безусловно, внутренне сильно уставал. Так почему же он не мог создать себе лишнюю маленькую моральную отдушину? Отдушину в той чёртовой ежедневной круговерти, в которой всё высшее руководство СССР, а особенно – Сталин и Берия, крутилось год за годом напряжённой работы. Особенно же – с 22 июня 1941 года. Причём психологические нагрузки у Берии были тогда, пожалуй, в чём-то даже более тяжёлыми, чем у Сталина. Сталин отвечал только перед историей и страной. Это был очень тяжкий груз, но всё же груз несколько абстрактный. Берия же отвечал конкретно перед товарищем Сталиным, хотя масштаб деятельности и ответственности у Берии был тоже историческим и державным.

Так или иначе, для Сталина ведение дневника было исключено начисто с любой точки зрения. Хотя и Сталин, между прочим, не был уж так полностью закован в броню. Он даже коллекционированием увлекался – собирал наручные часы. Он даже автографы собирал – хотя и не так, как это делают экзальтированные девицы, теряющие ум от рок-звёзд.

Но дневник?

Нет, дневник Сталина, если бы он когда-либо «отыскался», не может быть аутентичным. «Дневником» Сталина был Поскребышев. Недаром ведь и у Берии это проскакивает («Мой дневник – это секретари»).

Так как быть всё же с предположением, что Берия мог вести какой-то дневник? Что ж, оно, повторяю, на мой взгляд, психологически достоверно. Вопрос о возможном дневнике Берии, естественно, возникал не раз. И, например, известный исследователь новейшей истории Арсен Беникович Мартиросян в своей книге «100 мифов о Берии» высмеял саму мысль о том, что Берия мог вести дневник. Мол, чекисты дневники не ведут.

Да нет, бывает, – ведут. И не только чекисты. Не вдаваясь в этот деликатный вопрос подробно, напомню, что личный и весьма откровенный дневник вёл такой хитрый лис и ас разведки, как адмирал Канарис. Он на нём и «погорел».