Спаси ее

– Не знаю. Странное место, и все тут. Начнем с того, что мобильники там не ловят сигнала, хотя кругом он есть. Во-вторых, там опасно. В жару озеро влечет к себе отдыхающих, но из-за колебания уровня грунтовых вод температура может внезапно опуститься до шести градусов. Там погибло несколько молодых людей от переохлаждения… – Сенешаль пожал плечами. – Это чертово место притягивает людей, которым не терпится свести счеты с жизнью. Достаточно прыгнуть с разбегу в водоем – и готово! Вы замерзнете через несколько секунд. Быстрая смерть. – Он заметил, что Алексис замер. – Я говорю это не для того, чтобы напугать вас, мсье… Агентство, которое отвечает за туристические тропы, установило табличку на подступах к озеру, когда водоем еще был доступен для посещения. Там было написано что-то вроде: «Ваша жизнь драгоценна, подумайте о тех, кто вас любит». Как ни печально, но для некоторых мой хостел был последним приютом перед могилой. Иногда люди становятся странными в горах, слышали бы вы истории, которые рассказывают местные…

– Что еще за истории?

– Говорят, во время Второй мировой войны немцы расстреливали в карьере партизан. – Сенешаль прыснул со смеху, указывая на большую банку из-под маринованных огурцов, стоящую на каминной полке. – Видите эту штуковину? Она наполнена гильзами, предположительно, от оружия вермахта, от пистолета-пулемета МП-40. Я в шутку поставил ее туда, чтобы поддержать эту легенду. На самом деле гильзы были куплены в интернете. А что до озера… Я также слышал от туристов, что озеро располагается на месте падения метеорита, который якобы выжег лес в радиусе двух километров. Мол, его глубины таят в себе скелеты доисторических существ, а где-то рядом есть следы языческого святилища. Каких только глупостей не болтали… В какой-то момент я подумал, что наш водоем будет привлекать к себе простофиль так же, как Бюгараш в массиве Корбьер.

– Помню, помню, – кивнул Алексис. – Любители эзотерики поехали туда дожидаться апокалипсиса в двенадцатом, когда пророчили конец света по календарю майя. Их было так много, что власти на всякий случай перекрыли все подъезды к этой горе.

– И правильно сделали. Во всяком случае, здесь никто не желает стать свидетелем массового самоубийства на Черном озере, – сердито сказал Сенешаль.

– Оно все еще привлекает к себе любопытствующих?

– Нет, теперь там редко кого встретишь. Сказал же, огородили его.

Алексис задал мучивший его вопрос:

– Почему, по-вашему, Оливия могла пойти на Черное озеро?

– Откуда ж мне знать?

– А как давно его огородили?

– Кажется, год назад.

– А раньше, когда обнаруживали тела, вам сообщали об этом?

– Почти всегда… Да тут сообщай не сообщай… Прежде чем идти к водоему, жандармы оставляли машины на моей стоянке. Быстрее всего туда можно добраться пешком. На внедорожнике придется очень долго ехать, поскольку дорога начинается с противоположной стороны деревни.

– И сколько времени занимает подъем по тропе?

– Полчаса без перерывов. Это непросто. – Мужчина посмотрел в глаза Алексису. – Но на вашем месте я бы туда не совался.

Глава двадцать третья

В общей спальне было пусто и холодно. Алексис лег и стал слушать дождь, который не ослабевал. Он заново переживал, мгновение за мгновением, то, что произошло много лет назад в другой общей спальне. В Дублине, в бывшем монастыре. Рядом с ним была Клара, жизнь была прекрасна, и время летело незаметно.

Часы на экране телефона показывали 22 часа. Он активировал приложение.

Добрый вечер, Клара, я в хостеле, который виден на присланной тобою фотографии.

Есть новости об Оливии?

Пока нет.

Я знаю, что ты делаешь все возможное.

Заверила его программа.

Алексис поколебался, прежде чем написать:

Я чувствую, что ты рядом.

Это приятное ощущение?

С одной стороны – да. С другой – нет. Это что-то вроде ностальгии.

Нет ответа.

Он продолжил:

Во время долгого пути из Нанта внутри меня была пустота, мне было плохо. На первый взгляд у нас с Клеманс все складывается как нельзя лучше… Но ты вновь появилась в моей жизни, и с тех пор меня постоянно одолевают сомнения: а что, если это не любовь? Может, я сам все придумал? Меня терзает боязнь остаться в плену неудач до конца жизни.

В темноте общей спальни он легко подбирал слова.