Спаси меня, пока не поздно

Мне неприятно. По телу блуждает холодок и омерзение, вперемежку со страхом и ощущением безвыходности. Ненавижу это. Ненавижу кладбища. Белые мраморные плиты, состроенные в идеально ровные линии. Никакого отличия, кроме имен. Последний раз здесь я была еще маленькой. Родители водили меня в старую часть этого града мертвых. Тогда еще можно было купить себе место среди статуй, гробниц и, будто вечно-хмурой зелени, которая была на деревьях, вилась по искусным работам скульпторов и обволакивала последние пристанище каждого усопшего так, будто тому было не безразлично, где лежат его кости. Тогда я испытывала тоску, ноющую на сотни ладов внутри, и желание поскорее убраться из мрачного, даже в самую ясную погоду места. Сейчас же, в той новой части, где хоронят лишь пепел мертвецов, мне отвратительно. Явно показано, где мы все окажемся. В небольшой урне, где и кошка-то не поместится. Все мы станем прахом в коробке. Но не эта удручающая перспектива отталкивает меня и точно не она заставляет с силой игнорировать горький комок, который скоро сможет душить изнутри. Просто буквы, сложенные в слова, цифры в дату, странно, что такой набор способен пробуждать умершие чувства. Я смотрю на имя и мне не по себе, и дико хочется уйти.

– Вы дружили, так? – голос доктора такой же серый, как мое недавнее состояние, взгляд тяжелый. – Думаю, ты должна знать, где он похоронен. Ты была здесь?

Я смотрю на имя и хватаю нижнюю губу зубами, чтобы только не чувствовать то, что заново рождается во мне.

«Брэдли Палмер. Будь вечно счастлив на небесах. Мама, папа, брат».

Шумно втягиваю носом воздух.

Брэдли был хорошим парнем. Отзывчивым и достаточно разумным для того, кто несколько лет сидел на героине. Прошел всего год с его кончины, а я помню каждую его ухмылку и то, как он мастерски вмазывался. Падал на ковер – облако счастливых грез – улыбался всем на свете и пел французский марш. Мы встретились, когда моя жизнь была разбита, а выход из всего, что окружало меня, виделся лишь удавкой на шее. Тогда он выслушал, все мои слезы и стенания. Обнимал и говорил, что знает способ как все это остановить, но такая хорошая девчонка, как я должна сама выбирать будущее. У меня его не было. И два дня спустя я первый раз вмазалась. Он мне помог. Все рассказал и показал. Брэдли стал спасителем моей никчемной жизни. Мы долго сновали вместе по улицам, веселились и вмазывались. Мы были друзьями и любили нашу новую семью. А потом, спустя два года, у него случился дикий передоз. Меня не было рядом – родители в последний раз пытались вразумить. Гады, хотели запереть меня в лечебнице. Тогда я потеряла единственного друга и долго ревела.

Как бы я не любила этого человека, все равно не пришла на его похороны, хотя знала, где и когда они будут. А после не бывала на его могиле. Я отчего-то боялась приходить. Наверное, вид его имени на надгробной плите мог бы окончательно развеять о нем память и чувство, что веселый парень с глазами цвета коньяка все еще где-то рядом.

– Мне жаль, – вторя его серому тону, говорю я.

Натан смотрит пристально, изучая мою реакцию. А за ним на чистой глади неба я вижу, как серые и неприятные тучи наплывают на нас, словно огромная мрачная волна. В лицо, резким порывом врезается пронзительно холодный ветер.

– Была моя смена. И я не смог ему помочь. Привезли очень поздно. Как бы мы не старались, пульс его падал. Брэдли так и не открыл глаза.

Сердце мое жалит острой иглой боли и вины. Кажется, что если бы я была там, то смогла бы чем-то ему помочь и заметить раньше остальных, но…я сглатываю горький ком и морщусь. Держусь и с силой заставляю взгляд отлипнуть от белой глади с прожилками, что складывались в буквы и слова. Отвечаю на его не высказанный вопрос тяжелым и темным взглядом. Это ни разу не хорошо, вот так поступать с человеком. Натан просто идиот, решивший, что вид могилы меня переубедит и поставит на путь истинный. Я потерянный человек. Гниющий заживо, саморазлагающийся в своей слабости и нежелании принимать серьезные решения. Я умру, а в этом мире так ничего и не переменится. Точка. Так будет с каждым.

– Всё? Посмотрели? – прищуриваюсь. – Вези меня, ты обещал.

– И ты ничего ему не скажешь? – он ни капли не удивлен. Натан засовывает руки в карманы, впрочем, не двигаясь с места.

– Смысл говорить с куском земли, под которым есть лишь пепел мертвеца?

– Помогает. Облегчает душу, – Натан пожимает плечами, так, словно я не знаю прописных истин.

– Ты врач, так? – он кивает. – Значит должен знать, что души нет. Мясо, потроха и энергия, что движет этим. А не эфемерная дрянь, которая потом типа отправляется в рай или ад.

Он долго на меня смотрит и спокойно идет, проходит мимо меня, и я прусь следом.