Я рыдаю в голос, кричу и толкаюсь. Безмерно, хочу выпрыгнуть из собственного тела. Оторваться от оболочки. Вместе с видением белой надгробной плиты Брэдли, вместе с мучающими меня вот уже несколько лет воспоминаниями. Уйти от той разрывающей боли, что так неожиданно вскрыла меня ножом.
Спотыкаюсь, падаю посреди тротуара, расставив руки в разные стороны и воплю. Меня накрывает отвращение к себе самой и миру вокруг.
В истерике не замечаю подбежавшего мужчину, осознаю его присутствие только тогда, когда руки пытаются меня поднять.
– Помоги мне, – слова сливаются в сплошные надрывные стенания. – Помоги!
Пальцы впиваются в куртку мужчины и сжимают её в кулаках.
Натан не говорит, что «все хорошо», не успокаивает, а просто дает держаться за него. И тащит в машину.
Акт 4. То, о чем мы жалеем.
Меня все еще мелко трясет, а глаза горят недавними слезами. Предвестники боли, ноющие о новой дозе и мозг, желающий забыться, донимают меня мыслями о глупости, которую я умудрилась совершить. Секундная слабость, саднящая в сердце боль от увиденного вновь имени, вывели меня из себя, заставили вырваться из сильного оцепления зоны комфорта. Теперь же, когда шлюз чувств прикрылся и мир снова сер, я ненавижу себя за все это. Мне не нравиться сидеть закутанной в одно большое полотенце, раздражает мокрая одежда, липнущая к телу, а острые тычки ненависти, заставляют хотеть придушить Натана.
Какого черта он вообще там был? Зачем остался? Неужели ждал меня?
Как можно было так поступить с Джудит? Она, наверное, обижена за раздавленную моей пяткой дозу. Меня передергивает от этого воспоминания. А желанное было так близко.
И все же почему так произошло?
В поле зрения ткнулась зеленая чашка с будто мраморными разводами.
– Чай, крепкий и сладкий.
Я игнорирую его, не шевелюсь и старюсь вовсе не смотреть на кружку.
– Эйприл, это поможет, – доктор настаивает.
– Спасибо, но мне пора, – совсем тихо получается сказать.
Я встаю с табурета, ощущая холод в ступнях, горблюсь и быстро направляюсь к выходу, через его чистую, словно операционный зал гостиную. Правда. Здесь минимум мебели, все вылизано, ни одной крошки или кинутой вещи. Простой бежевый диван, два заурядных кресла, с напольным торшером между ними и стол с небольшим ковром под ним. Все такое…отвратительно бежевое. А в тех мрачных оттенках, что давят на мой мозг, вследствие неудавшейся дозы, заставляет испытывать тошноту.
Я шлепаю по его деревянному полу мокрыми носками и стараюсь уйти отсюда скорее. Чужие дома – мука для моего эгоизма. Только в один дом я готова возвращаться каждый день.
Такие же гулкие шаги я слышу за спиной. Брат моего друга безмолвно следует за мной. И я на долю секунды выдыхаю в облегчении, все же решил отпустить. Сейчас он просто закроет за мной дверь, и я буду молиться, чтобы наши пути больше никогда не пересекались.
Понимаю, что кипельно-белое полотенце все еще на мне и стягиваю его.
– Твое, – разворачиваюсь, протягиваю ему махровый островок теплоты.
Он тяжело на меня смотрит, и только теперь я вижу, что глаза его такого же цвета, как у Брэдли. Коньяк. Этот факт заставляет меня поджать губу. Я помню, как они умеют искриться весельем.
– Что? Я же сказала спасибо. Теперь мне нужно идти.
– Кто ждет тебя дома?
Отвожу взгляд, готовая уже пуститься от этого человека подальше. Его идиотские вопросы меня доканают в один момент.
– Тебе какая разница?
– Кто?
– Я пошла, – грубо кидаю ему и резко разворачиваюсь, уже не в первый раз за полчаса костеря себя за ту истерику.
Мое запястье хватают и сжимают до боли.
– Кто?
Возмущенно сдвигаю брови.
– Никто, – громко говорю ему в лицо. – Какого черта тебе надо?!
– А соседи?
– Что за идио…ай! Хватит! – мне уже не на шутку больно. Он держит меня так, словно хочет сломать руку.
– Повторяю, что с соседями?
Огрызки паники прямиком впиваются в меня и заставляют начать вырываться, используя весь тот вес, что у меня есть.
Мало.
– Отвянь, козел! Ай! Прекрати! – из глаз брызнули слезы. – Да срать мне на них, равно как и им на меня!
– Значит, никто не заметит?
Замираю и непонимающе пялюсь на него. Я едва набираю в грудь воздуха, чтобы задать простой и логичный вопрос, как Натан резко дергает меня на себя и крепко обхватывает, заключая в кольцо рук и не давая возможности пошевелиться. А затем тащит куда-то.
Недовольные и злобные бурчания вместе с попытками вырваться из цепких лап сбрендившего доктора быстро перерастают в крики и бесполезные истеричные дергания. Понятия не имею, что у него на уме, куда он меня ведет и что будет со мной дальше. Мокрая и грязная челка, упавшая мне на глаза, мешает видеть, и мир вокруг уже кажется какой-то черной клеткой. Ноги позорно скользят по полу, и никак не удается уцепиться хоть за что-то. Мужчина на удивление нем. Единственное, что я слышу это его немного сбивчивое дыхание над самым ухом.
– Уф, – сдавленно вырывается у него, когда я все-таки попадаю пяткой по лодыжке, и хватка немного ослабевает.