Мне не хотелось вдаваться в мерзкие подробности своей семейной жизни, не хотелось слишком сильно вводить их в реальность произошедшего и того, что ещё может быть, в конце концов, не хотелось выворачивать себя наизнанку и показывать всю грязь, с годами налипшую на меня, словно ошметки на ботинки в слякотную погоду. Я рассчитывала на другое. Но стоило только открыть рот и начать говорить, как бесконечный поток моих слов, смешанных с солёными слезами, неудержимо стекающими по щекам, уже было никак не остановить. Когда я закончила, наступила уже очень глубокая ночь. Должно быть, я выплеснула на этих молчаливо слушающих меня людей вообще все, начиная от терзавшего душу и сердце горя после гибели родителей, заканчивая организованным не мной очередным пробегом, который все ещё может стать снова неудачным. Они ни разу не вмешалась в разговор, терпеливо слушали и иногда подавали салфетки и стакан с освежающей водой. Я была жутко благодарна. Спасибо им за то чувство облегчения, которое я испытала, наконец излившись хоть кому-то на этом свете. Казалось, что продержав все это в себе еще чуть-чуть я бы точно свихнулась от всего пережитого и больше никогда не смогла бы вернуться к нормальному существованию. Эти ещё вчера незнакомые люди стали для меня сейчас роднее тех, кого я знала уже несколько лет. Они внушали доверие и чувство спокойствия, защищённости, что ли, хотя я точно могла сказать, против моего мужа, окажись он вдруг на пороге, они не смогут сделать ровным счетом ничего серьезного. Но я все равно до конца своих дней буду помнить их участие в моей судьбе, буду благодарить, даже если они в который раз откажутся от моей благодарности.
— Дочка, думается мне, сам Всевышний послал тебя к нам, — дядя Насух возвел руки к небу, а потом посмотрел на меня добрыми, слегка печальными глазами, — мы ведь не уберегли нашу Несрин, — костяшками пальцев вытирает глаза, которые видно промокли во время моего рассказа, — а теперь должны помочь хотя бы тебе, — касается моей руки и крепко сжимает пальцы, — оставайся с нами и мы сделаем все возможное для тебя, сохраним в секрете твою тайну и сбережем в своем доме.
— Спасибо, — слабо улыбаюсь, с трудом сдерживая новый поток едких слез. Откуда их столько сегодня взялось?
— Пошли, — внезапно прерывает нас Эдже, — тебе нужно отдохнуть, завтра наступит новый день и решение придёт само собой, — она старается улыбнуться, поддержать меня, но в её взгляде я читаю открытое сочувствие и тоску, вызванную болезненной историей, так сильно схожей с историей её сестры. Меня давно никто искренне не жалел, и видел я совсем разучилась достойно принимать эту жалость.
Впервые в голове возникает странная мысль, может и хорошо, что родители погибли и не видят в какую мерзость превратились жизнь их единственной дочери? Отец бы точно не смог пережить и простить себя, а мама… мама просто пошла бы напролом против моего мужа, а потом споткнулась бы об преграду в виде множества связей того человека и уродских несправедливостей, которые в конце концов разбили бы ей сердце. А может вместе мы спрялись бы? Не знаю. В голове крутилось еще очень много чего, включая и сегодняшний визит мужчины с красивыми глазами, напоминающими тлеющие угольки в опасную, жгучую ночь, но усталость и нервозность не дали в полной мере предаться мечтам, воспоминаниям и рассуждениям, отправив во власть Морфея мое вымученное тяжелым днем сознание.
Следующий день встретил меня яркими солнечными лучами, весело пробивающимися сквозь приоткрытые створки легких шторок. Потираю глаза, прогоняя остатки очень сладкого сна, подробности которого, как я не старалась, вспомнить никак не удалось. Начало дня впервые не казалось мне тяжелым и гнетущим, захотелось поскорее встать и начать делать хоть что-то, валяться с лицом великой мученицы ужасно надоело. Правильно, хватит себя жалеть, жизнь продолжается и я в кое то веки не одна, поэтому есть маленький шанс того, что все в итоге будет хорошо. Могу же я позволить себе иногда мечтать, правда же?
После завтрака Эдже и дядя Насух ушли на работу. Оказалось, что отец и дочка работают в одной местной школе, только она там учительница английского, а он помогает в столовой, вроде собирает со столов посуду и моет ее, но это если я правильно поняла. Мужчина для своего возраста слишком много нагружает себя работой, мне жутко хочется им чем-то помочь, а не прозябать в безделье целыми днями, но без нужных документов на работу меня вряд ли возьмут. Хотя кем-то вроде разнорабочего может и примут? Надо будет обдумать это.
Утром Эдже отыскала для меня старый телефон своей сестры, даже сим-карту к нему подобрала и обещала закинуть туда немного денег, все это на случай, если вдруг ей напишет или позвонит моя подруга Кристина, и она сразу же сможет со мной связаться. Я не сопротивлялась, только в очередной раз сердечно поблагодарила, на что в итоге получила шуточный выговор.