С того дня, когда сын оказался рядом, с Марком произошли такие перемены, что Верниковский только и делал, что мысленно костерил себя – почему не признался во всём раньше? Почему не забрал Марка, пусть даже и на условиях Светы? Хотя, он знал ответ на этот вопрос. Это было равносильно тому, чтобы потерять настолько же ценное – любимого человека.
Он всё думал, что сможет как-то компенсировать Марку своё редкое присутствие, но сыну были нужны ни игрушки, или, скажем, походы в кафе. Ему нужно было ощущение земли под ногами, а не бесконечная карусель, в которой он был самым уязвимым звеном.
– Что сделали? – улыбнулся, увидев, как Марк прячет за спиной скворечник, который виден со всех сторон.
– Вот! Домик для птичек! Скоро осень, дед сказал, что им нужно будет где-то жить.
Сын нахмурился, как будто в воспоминаниях мелькнуло что-то нехорошее, но выражение лица Марка тут же смягчилось.
– Я пойду бабушке покажу. Она сегодня повидленные пироги печь будет.
Он умчался, а Верниковский тяжело опустился на стоящей в прихожей стул.
– Ну? – потребовал ответа отец, выходя из ванной и вытирая руки о полотенце.
– Сказала, что ничего официально оформлять не согласна.
– Понятное дело, тогда алименты и квартира уплывут.
– Это ещё не всё.
Даня сделал глубокий вдох. Когда ехал домой, о многом успел передумать. И раз за разом приходилось напоминать себе, что сейчас для него главным станет вопрос того, чтобы узаконить проживание с ним Марка. Потому что мысли были о Соне. О том, что может сделать, чтобы только она не исчезла из его жизни. О том, каким дебилом был, когда со злости поимел незнакомую девку.
– Продолжай, – подогнал его отец.
– Алименты я платил не по суду. Расписок не брал. Света намекнула, что может стребовать их сейчас.
– Скотина!
Верниковский невесело хмыкнул. Он и перед отцом был виноват, когда просил его дать в долг, чтобы покрыть убытки за сгоревший дом.
– Но и это ещё не всё. Она пригрозила, что выставит меня похитителем, если я начну предпринимать какие-то шаги. Подам в суд, например.
– Так она сама тебе Марка привела!
Возмущению в голосе отца не было предела, и Даня бы разделил его, если бы не одно «но».
– Не мне, а Соне. Наверное, понимает, что втягивать жену я в эти разборки не буду. Ну, или она сама меня пошлёт куда подальше, случись что.
Отец перекинул полотенце через плечо, опёрся плечом на стену.
– Соня согласится свидетельствовать, если понадобится. Она – девочка с сердцем.
– Нет. У нас и так полное дерьмо в отношениях сейчас. Да и нет их, отношений этих.
Верниковский поднялся на ноги, взглянул на отца.
– Я всё равно с адвокатом знакомым поговорю. Может, что выяснить удастся. Обскажу ему всё, как есть, пусть скажет, что можно сделать, – сказал папа после паузы.
Даниил кивнул. Ни мыслей о чём-либо, ни сил на это всё не осталось. Главное, что Марк сейчас был с ним. Только вот как теперь убедить себя, что цена, которую он за это заплатил, не была непомерной?
– Тётя Соня, здравствуйте!
Приходится закрыть глаза, когда слышу этот голосок. И почему мир такой тесный? А главное, как уверить себя в том, что мне просто почудилось?
Досчитываю до трёх и… смотрю прямиком на Марка. Он уже подбежал к скамейке, на которой я устроилась. Забирается на неё, чтобы сесть рядом. И по-хорошему, мне стоит встать и просто уйти, сделав вид, что я его не знаю… Но у него на лице написан такой восторг от встречи, что я потом ночами спать не буду, если сейчас сбегу.
Взгляд тут же мечется по парку. Лишь бы сын Верниковского был здесь не с ним и своей мамой! Выдыхаю, когда замечаю спешащую к нам свекровь. Одну.
– Привет, Марк.
Эти слова удаётся произнести ровным тоном и даже искривить губы в невесёлой улыбке. Ну и мысленно напомнить себе, что этот ребёнок никакой вины передо мной не имеет.
– А почему вы к нам в гости не приезжаете? – хмурится Марк. – Знаете, сколько я вам всего показал бы!
Он с ещё большим восторгом начинает крутиться на скамейке, сбивчиво рассказывает про то, как они с дедушкой построили скворечник. И как бабушка ему супы варит такие, что он их наконец полюбил.
А мне всё это как серпом по натянутым нервам. Представляю сижу, как дура, что это мой ребёнок с бабушкой в парке гуляет. Что отец Верниковского его премудростям мужским учит. И такая на душе тоска…
– Сонечка… – выдыхает свекровь, наконец, добравшись до нас. – А я смотрю… Марк к тебе побежал.
Вижу, что ей неуютно. Наверное, самое время просто встать и уйти, позвонить Андрею, с которым договорились встретиться и погулять, и сказать, что я сегодня ни на что не способна. Но Виктория Павловна говорит:
– Маркуш… иди обратно на качели. Поиграй там. Вон Катя тебя заждалась.
Её внук покорно кивает и, покинув скамейку, устремляется туда, где его «заждалась Катя». Лишь оборачивается на ходу и звонко кричит:
– До встречи, тётя Соня! Приезжайте к нам!
А я не хочу встреч этих. Потому что нутро и так всё вывернуто наружу. Не хочу и разговора со свекровью, который она собирается завести, но почему-то сижу и не даю понять, что мы с ней теперь чужие люди. Может, потому что всегда умела ценить людей родных?