Спаси моего сына

– Хватит! – выкрикиваю истерично, хватая то одного, то другого за одежду. Пытаюсь растащить их, но ни черта не выходит. И уже знаю – нет никого кругом, кто помог бы. А если и найдётся случайный прохожий – будет бежать так, что пятки засверкают.

В такие моменты плохо соображаешь. Что делать? Выхватывать телефон? Звонить ментам? Сколько они будут ехать? Да и будут ли?

– Хватиииит! – умоляю, когда чудом остаюсь в стороне и меня никто не прикладывает по лицу со всей дури.

Андрей подмял под себя Даню, молотит кулаками, но в основном удары приходятся мимо. Потом Верниковский с рыком переворачивает Черенкова, и всё происходит с той же точностью.

Наконец, они отлетают друг от друга. Наверное, это тот самый момент, когда дерущиеся начинают испытывать понимание – ещё немного, и они проиграют. Оба – каждый друг другу.

У Дани рассечена бровь. Инстинктивно бросаюсь к нему, зло отираю рукавом текущую кровь. Он улыбается, как мне кажется, довольно. А у самого внутри чистый адреналин. Мне даже не нужно в этом сомневаться. Просто знаю это и всё.

– Андрей, поезжай домой, пожалуйста, – сдавленно-хрипло говорю я, не глядя на Черенкова.

Улыбка Верниковского становится шире. Зря.

– А говорила, что разводишься, – издевательски-насмешливо хмыкает Андрей.

И в любой другой ситуации, возможно, я попыталась бы дать ему понять, насколько всё иначе, чем можно было бы подумать, но… Но у нас с Верниковским и вправду всё недорешено. И сначала мне следовало бы расставить все точки там, где им самое место, а уже потом ездить на свидания, хоть они для меня ничего особо не значат.

Черенков уезжает. Быстро садится в машину и его след простывает. За этим наблюдаю словно через пелену, а у самой внутри желание, чтобы всё настоящее, в котором барахтаюсь последние недели, горело бы синим пламенем.

– Пойдём, раны обработаю, – говорю устало Верниковскому, наконец отстраняясь.

И по его молчанию понимаю – он боится спугнуть то, что сейчас есть между нами. То, что он сам себе напридумывал, потому что выжженное место, которое Даня оставил после себя, ещё долгое время не сможет стать живым.

Но нам и вправду нужно покончить с нашими отношениями, потому просто веду его в некогда нашу квартиру в надежде на то, что в этот раз мы сможем поговорить по-взрослому.

– Ссссуу… сволооооочь, – выдыхает Верниковский сквозь крепко стиснутые зубы, стоит мне начать промывать его самый глубокий порез.

Конечно же, применяю для этого чистый спирт. Он и обеззараживание проведёт на «ура», и немного приведёт Даню в чувство.

– Надеюсь, ты не мне это, – хмыкаю тихо, на что муж мотает головой. Приходится вжать ватный диск сильнее, но теперь Верниковский хоть и вцепляется в столешницу, а всё же ругательств не выказывает.

– Иногда ты у меня такая дура, Сонь.

И я согласна с этим полностью. Иногда я просто полная дура.

Когда кровь останавливается, устало сажусь за стол напротив Дани. Муж послушно держит вату на брови, смотрит на меня как-то странно.

– А ты чего вообще ко мне приехал-то опять? Время выторговывать? – интересуюсь безразлично, как мне кажется.

Сама же мысли пытаюсь прогнать – совершенно дурацкие. Даже не мысли – скорее, ощущения. Вот же он, твой муж, снова на вашей кухне. И так просто поверить в то, что всё у вас может быть как раньше. Даже с вновь открывшимися обстоятельствами.

Знаю, многие бабы на моём месте так и делали. Собирали себя по кускам в кратчайшие сроки, верили в то, что всё теперь станет как прежде, если всего лишь сделать вид, что можно так жить. И даже были счастливы. Но буду ли счастлива я, стоит мне сделать над собой такое… насилие?

– Нет. Сказать хотел, что развод дам.

Знаете чувство, когда слышишь то, чего добивалась всё это время?

Ну, скажем, выгоняешь мужа из дому во время крупной ссоры, в которой он виноват на все сто, а когда уходит, понимаешь, какой ужас внутри? Именно сейчас я испытываю его в полной мере.

Одно дело повторять себе, что это конец, но видеть, что это не так. Хвататься за призрачность, понимая, что у тебя в руках вместо неё – неизбежность. И совсем другое слышать, что и твой муж готов дать тебе развод.

– Хорошо. Значит, в суд идти не придётся.

Говорю это, а у самой голос дрожит так, что я вибрации слышу. Но мне нужно быть сильной. Пусть и вынужденно, но я просто обязана таковой стать.

– Не придётся.

Даня поднимается на ноги. Делает шаг ко мне. Нависает сверху и шепчет сбивчиво:

– Но от тебя не отступлюсь. Завоюю снова, несмотря на этих всех твоих хахалей новых. Завоюю так, чтобы не сомневалась, что ты мне нужна. А потом, если согласишься – сыграем роскошную свадьбу.

Он быстро уходит. Обувается в прихожей, выходит из квартиры. И мне остаётся только одно – совершенно непонятное чувство, которому я не могу дать названия. Впрочем, Верниковский вроде как вручил мне свободу… пусть и в данный конкретный момент.

И сейчас у меня есть возможность просто побыть наедине с собой и ни о чём не думать. Впрочем, очень сомневаюсь, что мне это всё же удастся.

– София! Соня! – слышу голос, в котором явственно различаю совершенно чёткие интонации, и знаю, кому он принадлежит.