Спаси мою душу

Все снова завертелось, смазалось. Теперь Хмылка сидела за обеденным столом напротив незнакомой плачущей девчонки. Сзади громко хлопнула дверь холодильника — пьяный мужчина достал бутылку водки и, сделав два глотка, блаженно застонал. После повернулся и крикнул:

— Ты — жалкое, отвратительное ничтожество! Всю жизнь тебя будут ждать несчастья!

Девчонка разревелась громче.

Хмылка догадалась, что перед ней Лилия, и перенеслась в новое место — школьный класс. За последней партой подложила под голову руки Варвара.

— Не спим! — по парте стукнула указка учительницы.

— Я не сплю, — растягивая звуки, ответила Варвара и приподняла голову. — Я не засну… Верю, что не засну.

Варвара и школьный класс исчезли. Хмылка снова мочила ноги в водоеме, но не чувствовала дна. Вода посветлела, превратилась в прозрачную. Всмотревшись в глубину, Хмылка увидела маленького Олеся. Он пытался всплыть, захлебывался, дергал руками, но что-то удерживало его. Хмылка нырнула под воду. Незримая сила ее вытолкнула. Олесь сдался и пошел вниз.

— Не сдавайся! — Хмылка, осознавая, что не больше, чем медитирует, протянула ему руку.

В мальчике проявились силы, и он с грацией выплыл к летнему солнцу.

Когда Олесь исчез, Хмылка осталась смотреть на солнце. Ее не ослепляло; может солнце неправильное, может неправильная она. Свет манил ее, завораживал. Наконец ей выжгло слезы, и Хмылка засмеялась.

Она все поняла.

Она не та, кем привыкла быть. Не гневная царица, с равнодушием убивающая Сериаловых, Лисицыных и прочих неугодных свету существ. Нет. Она — дитя света, добрая и спокойная. Хмылки не существует. Только Катя Манчкина, верившая в свой плохой образ.

Катя протянула к солнцу руки. Все залило белым светом, а через мгновение она очнулась в лесу. Птицы не перестреливались, не хохотали; беззвучный мир разрывался шуршанием травы и шумом листьев. В лесу поселилась незаметная ночь.

В городе Катя предпочитала добираться до дома с фонариком на лбу, даже когда путь освещали фонари. Теплый свитер пришелся кстати — дул пронизывающий ветер.

— Получается, способности появились из-за веры в них? — размышляла Лейсана. — Следует ли из этого, что обычные люди обделены верой, как любовью?

— Скорее так, — улыбнулась Катя. Впервые за долгое время она чувствовала себя лучше всех.

У людей нет истинной веры, как и любви. Они заменяют эти явления суррогатами, в чем не признаются. Магам повезло: каждый имеет свой маленький осколочек всеобщей веры, любви и, возможно, чего-то еще, чего нет у людей.

— Теперь я понимаю, почему потеряла дар понимать животных.

— Почему?

— В медитации мне повстречалась Ксения Синбаева — ведьма, потерявшая единственный чанк. Она пояснила, что в начале всего лежит энергия. Существуют энергетические сгустки, которые являются источниками любви, веры и прочего, в размерах они больше Земли. И каждый такой сгусток связан с живыми существами невидимой нитью — каналом. Нить может то сужаться, то расширяться. В кризисные моменты она становится настолько тонкой, что почти не пропускает энергию. Представь вокруг меня два летающих кристаллика — это мои чанки. Они — трансформация веры. Я потеряла дар, потому что там, в тюрьме, я испытала потрясение: сожгли «Историю магии». Канал настолько сузился, что один из чанков рассыпался. Но сейчас я оправилась, стала получать энергию в том же размере, что и прежде… И теперь я умею понимать и чувствовать людей, проверять их здоровье, ресурсное состояние, настроение — новая вторая способность.

Вдвоем они дошли до ставших родными пятиэтажек.

— У всех ли магов способности связаны с верой? — задумалась Лейсана. — Интересно, что подвигло Матвея поверить в смертельный поцелуй? И насколько она сильна? Смогу ли я, скажем, поверить в то, что умею летать?

— Только если доберешься до недосягаемого источника, — подмигнула Катя и скрылась в подъезде после Лейсаны.

На третьей ступени Катя остановилась.

— Ты чего? — нахмурилась Лейсана.

Прежде чем войти в подъезд Катя заметила синий внедорожник с помятой дверью, но никак не могла вспомнить, где его видела раньше.

— Ничего.

Она выключила фонарик, сняла со лба. Жуткий голод накрыл ее, вкус пиццы завертелся на языке. Мысль о внедорожнике ускользнула.

Глава 20. Меч и щит

Воздух в легких заканчивался, паника нарастала. Он не мог утонуть, ведь плавал так же легко и свободно как рыба. Ноги Олеся дернулись, невидимые щупальца обхватили их и потянули ко дну. Зубы разжались, открывая ход к гортани. Олесь считал, что под водой кашлять невозможно. Теперь знал, что заблуждался. Проникавшая вода казалась огнем: внутри все горело, пульсирующей бомбой пыталось разорвать на куски. Беззвучный крик остановился, все потемнело, превратилось во мрак.

«Конец?», — подумал Олесь.

Страх рассосался вместе с огнем в легких. Олесь почувствовал спокойствие. Он плыл в безмятежности туда, где находят друзей. Образы Тимура, Влада и Стаса проявились на поверхности, словно их запечатлели на пленке.

«Я сплю?» — спросил он.

«Не совсем», — ответили лица друзей.