Руби огляделась и казалась нерешительной. Наконец, она выбрала себе место на меньшем из двух диванов. Мою толстовку она положила себе на колени.
С чего это в комнате вдруг стало так жарко? Мне сразу захотелось пить.
– Хочешь пить? – спросил я.
– Нет, спасибо.
Я налил воды, но когда поднимал стакан, заметил, что у меня дрожит рука. И я, оставив стакан на столе, повернулся к Руби.
Она молчала.
– Хорошо провели вечер? – попытался я судорожно прервать затянувшееся молчание.
Руби сдвинула брови и сказала:
– Да.
И больше ничего.
Мне еще никогда не было так трудно найти подходящие слова, как сейчас. Казалось, будто я забыл, как составлять осмысленные фразы. После долгих размышлений о том, что бы я хотел сказать Руби, в моей голове образовалась черная дыра, и чем дольше мы молчали, тем больше она становилась. Я мог только смотреть на Руби. Желание сесть рядом с ней было непреодолимо. Но я боролся с ним и вместо этого подвинул стул к дивану так, что очутился напротив нее и мы могли смотреть друг на друга.
– Мы записывали наши планы на год, – пояснила Руби.
Я ждал, что она скажет дальше.
– И я заметила, что между нами осталось много недосказанности. И я не могу с чистым сердцем начать этот год.
Пульс участился. К этому я определенно не был готов. Мне пришлось даже откашляться.
– О’кей.
Руби опустила взгляд на мою толстовку у нее на коленях. Она разгладила ткань ладонями – машинальный жест. Потом взяла ее и переложила на круглый столик, стоящий между нами.
Затем подняла глаза, и наши взгляды встретились. Я увидел в ее глазах разные эмоции: печаль. Боль. И не в последнюю очередь искру ярости, которая разрасталась в опасный огонь.
– Я была так сильно разочарована в тебе, Джеймс, – вдруг прошептала она.
В груди что-то больно сжалось.
– Я знаю, – прошептал я в ответ.
Она помотала головой:
– Нет. Ты не знаешь, каково это. Ты просто вырвал у меня из груди чертово сердце. И за это я
– Я знаю, – повторил я севшим голосом.
Руби шумно глотнула воздуха.
– Но в то же время я люблю тебя, и это так больно.
– Я… – Только через несколько секунд до меня дошло, что она сказала. Я безмолвно уставился на нее.
Но Руби продолжала говорить так, будто ее слова были совершенно незначительны.
– Не думаю, что у нас что-нибудь могло получиться. Это было прекрасно, пусть мы встречались совсем недолго, но теперь я должна…
– Ты меня любишь? – недоверчиво прошептал я.
Руби вздрогнула. Затем выпрямила спину:
– Это ничего не меняет. То, как ты со мной обошелся… Ты целовал другую на следующий день, как мы с тобой переспали.
– Мне очень жаль, Руби, – сказал я настойчиво, хотя знал, что слов будет недостаточно.
– И это тоже ничего не меняет в моем намерении начать новый год без тебя, – продолжала Руби.
Боль, которую готовили мне ее слова, лишила меня воздуха. Я знаю Руби. Если она поставила себе цель, она ее добьется, и ничто не собьет с пути. Она пришла сюда для того, чтобы окончательно порвать со мной.
– Этого никогда больше… Я никогда больше не сделаю ничего такого, – выдохнул я.
– Надеюсь, что твоей следующей девушке не придется такое пережить.
Я почувствовал, как начинаю паниковать.
– Не будет никакой другой, черт возьми!
Она лишь помотала головой:
– Но и у нас больше ничего не выйдет, Джеймс. Давай будем честны.
– Почему ты так говоришь? – Голос мой дрожал от отчаяния. – Еще как выйдет.
Руби встала и разгладила ладонями клетчатую юбку:
– Пора домой, меня ждут родители.
Она пошла к двери, и знание того, что мне не удержать ее, едва не убило меня.
– Мне нужен разрыв. Ты можешь это понять? – спросила она, уже взявшись за ручку двери и оглянувшись через плечо.
Я кивнул, хотя все внутри протестовало:
– Да, я понимаю тебя.
Руби давала мне так много шансов. Я знал, что не имею права на еще один.
– Я… я желаю тебе счастливого нового года, Джеймс. – В глазах Руби отразилась та же боль, которая парализовала и мое тело.
– Руби, прошу тебя… – выдавил я.
Но она уже открыла дверь и сбежала.
10
Лидия
В понедельник после рождественских каникул мы с Джеймсом должны были снова ехать в школу. Папа сказал, что только через месяц наступит время, когда можно будет вернуться к повседневности. При этом ситуация у нас дома никак не была похожа на повседневную. Без мамы, которая раньше всегда выстраивала мостики между всеми нами, ужины с отцом стали чистейшей мукой. И отношения между мной и Джеймсом тоже были натянутые. Мы почти не разговаривали и старались избегать друг друга. Притом что обычно он был тем человеком, в обществе которого я чувствовала себя лучше всего.
Теперь, когда Перси вез нас в школу, мы молча смотрели каждый в свое окно. Снова находиться там казалось мне напрасной тратой времени. В конце концов, я уже сейчас знала, что учиться дальше не буду, даже если и смогу сдать все выпускные экзамены. Тогда зачем все это?
После того как Перси остановился у входа в Макстон-холл, он опустил перегородку и повернулся к нам:
– Все в порядке?
Я молча кивнула и попыталась улыбнуться. Я уже сомневалась, выгляжу ли я по-прежнему или уже изменилась. Еще до того, как все произойдет.