Спаси себя

Уголки губ Рена скривились в мрачную улыбку:

– Ты оставляешь все по-старому. Если я и научился чему-то от тебя за последние годы, так лишь этому.

Я нервно сглотнул. Он продолжал:

– Всякий раз, когда я уже готов сдаться, я вспоминаю твою науку. В последние дни мне это сильно помогало.

Я снова посмотрел на стакан джина с тоником. И спросил себя, что означает «оставлять все по-старому» в моем случае. Забыть Руби и делать вид, что ничего не было? Или бороться за нее?

– Я знаю, что в настоящее время на тебя много чего свалилось, но сейчас, вообще-то, тебе не мешало бы спросить, что в последние дни творится со мной, – сказал он.

Слова Рена заставили меня взглянуть на него.

– Что? – растерянно спросил я.

Он выдержал мой взгляд. Потом резко выдохнул и потер затылок:

– Ладно, ничего. Забудь. – Он встал и кивнул в сторону танцпола, где наши друзья тонули то в синем, то в фиолетовом свете. Движения их расслаблены, как будто их не касалась ни одна тревога в этом мире.

Сколько себя помню, мы всегда были большими мастерами по этой части: делать вид, что нам всё нипочем. Как будто жизнь – лишь игра, в которой ничто не длится долго и не имеет значения. В последние недели я понял, что мы предавались иллюзии. На самом деле каждый уязвим и каждому есть что терять.

Я отрицательно помотал головой, но Рен не признавал никакого «нет». Он схватил меня за руку, поднял с дивана и потащил на танцпол. Ребята нам обрадовались, расширили круг, чтобы мы могли к ним примкнуть. Я пытался какое-то время двигаться в такт, но ничего не получалось.

Я хотел было извиниться перед ними и объявить, что я все-таки ухожу, но тут кто-то, подтанцовывая, обнял меня сзади за живот. Я, нахмурившись, оглянулся – и увидел лицо Элейн Эллингтон.

– Джеймс! – крикнула она сквозь музыку, улыбаясь мне. Ее светло-медовые волосы вились, обрамляя слегка разрумянившееся от танца лицо. Я без промедления отбросил от себя ее руку и ушел с танцпола, вернувшись в нашу ложу. Добравшись туда, я почувствовал себя выбившимся из сил. Я заказал себе воды и упал на диван.

Вид Элейн подействовал как удар кулаком в солнечное сплетение. Воспоминания о том вечере в бассейне у Сирила, которые я и без того таскал глубоко внутри тяжким грузом все двадцать четыре часа в сутки, вдруг снова обрели силу, и меня обдало волной тошноты.

Но я плохо знал Элейн и не принял ее в расчет. Вскоре она явилась ко мне и села рядом, закинув ногу на ногу:

– Что это было за странное приветствие? – спросила она, прочесывая пальцами свои локоны. Глаза ее весело поблескивали. Она сидела так близко, что мы почти соприкасались. Она придвинулась еще ближе. Все мое тело закаменело, когда в нос ударил запах ее духов. – Я лишь хотела тебе сказать, что соболезную тебе в связи со смертью твоей мамы. Если хочется поговорить или что-то вроде того, я всегда для тебя открыта. – Она положила ладонь мне на колено, и ее рука медленно поползла по моей ноге вверх.

– Элейн, прекрати, – сказал я твердым голосом и стряхнул ее руку. Сам при этом отодвинулся, строго глядя на нее.

– Я сделала что-то не так? – удивленно спросила она.

Я отрицательно помотал головой.

– Нет. Это я все делаю не так, – ответил я.

Элейн повела бровью:

– Да что это с тобой?

Я пожал плечами, но ничего не ответил.

Она долго смотрела на меня, потом помотала головой:

– Да, раньше ты был лучше.

– Мне очень жаль, – произнес я. – Был, но больше не могу.

Она отодвинулась.

– Жаль, – сказала она, вставая. – С тобой всегда было так весело.

Она ненадолго замерла на месте, словно ждала, что я задержу ее. Но поскольку я не шелохнулся и тупо смотрел перед собой, она, ни слова не говоря, вернулась на танцпол.

Я откинулся назад и уставился на клубный потолок. Мне впервые бросилось в глаза, что там были маленькие огоньки, призванные, по-видимому, изображать звезды. Я машинально полез в карман брюк, чтобы достать портмоне. Я быстро раскрыл его и вытащил бумажку, спрятанную за моим удостоверением личности. В последние недели я избегал заглядывать в этот список – из страха, что он добьет меня. Я поднял эту бумажку вверх, поэтому маленькие звездочки с потолка чуть ли не просвечивали его. Пункт за пунктом я читал, что мы с Руби тогда вместе написали. Я тяжело сглотнул и почувствовал, как першит в горле.

В моей жизни еще не было никого, кто бы так интересовался мной, как Руби. В моей жизни еще не было никого, о ком бы я думал первым делом, проснувшись утром, и чье лицо стояло бы у меня перед глазами, когда я засыпал. И не было еще никого, кто бы хотел осуществить мои мечты.

Все, что произошло, изменило меня. Я больше не был прежним. Но, если и осталось какое дело, за которое я хотел бороться, это была Руби.

С этой мыслью я покинул клуб.

15

Руби

– За Руби! – громко воскликнул папа.

– И за Лин! – добавила я и широко улыбнулась подруге.

– И за Лин! – хором повторили мама, папа и Эмбер.