Спаси себя

Он стал рассказывать о двух последних месяцах. Вначале запинаясь, потом более бегло. Джеймс рассказывал мне о своей вине перед матерью, потому что у него было такое чувство, будто он скорбел по ней не по-настоящему. О страхе за Лидию, который сопровождал его каждый день, когда он просыпался и когда ложился спать. О переговорах в компании «Бофорт», на которых Джеймс чувствовал себя так, будто душа его отделилась от тела и он смотрел на все происходящее со стороны. Он рассказал мне, что его отец запретил ему и Лидии навещать их тетю Офелию. Что Лидии уже срочно нужно присматривать себе акушерку, но она боится, что ее тайна раскроется. И что ему жаль, что в последние месяцы он пренебрегал друзьями.

Мы весь день просидели у меня в комнате и разговаривали. Не только о семье Джеймса, но и обо всем на свете. Про школу, про блог Эмбер, про мой разговор с Элис Кэмпбелл накануне вечером, который я до сих пор не могла осознать.

Вскоре после пяти часов папа позвонил мне на мобильный. Он предпочитал такой метод, вместо того чтобы – как мама – кричать на весь дом или посылать за мной Эмбер.

– Обед готов, – сказала я.

Рука об руку мы пошли к двери. Как раз когда я хотела ее открыть, Джеймс удержал меня.

– Спасибо, – шепнул он.

И мне незачем было спрашивать за что.

22

Джеймс

Паста болоньезе мистера Белла была фантастической.

Спагетти были al dente, а в сочетании с разными приправами, томатом и чесноком, да еще с добавкой красного вина в соусе, оказалось так вкусно, что я не смог сдержать стона удовольствия.

Когда я проглотил первый кусочек, на меня были устремлены четыре пары глаз. Все семейство Руби смотрело на меня. Особенно нервировал взгляд мистера Белла. С той минуты, как я неправильно положил на стол приборы, он не сводил с меня сощуренных глаз, словно подкарауливал следующий мой промах, который показал бы ему, что я недостаточно хорош для его дочери. Притом что я совершенно точно знал, как должны лежать приборы. У нас дома то и дело проходят деловые обеды и ужины, на которых подле тарелок выкладывают по три разных прибора. То, что я взялся здесь не за те, объяснялось не тем, что я такой дурак, а моим волнением.

Я откашлялся, сел прямо и сказал с полным убеждением:

– Это лучшее болоньезе, какое мне приходилось когда-нибудь есть.

Мать Руби улыбнулась. Эмбер пробормотала, прикрыв рот рукой, что-то вроде «подхалима». Правда, лицо мистера Белла стало после этого чуточку приветливее. Теперь я видел, что Руби и Эмбер однозначно унаследовали глаза от него.

– Джеймс, – сказала миссис Белл – Хелен, как я мысленно поправил себя, – когда я как раз набил рот очередной порцией пасты. – А ты уже знаешь, что будешь делать после школы?

Я автоматически оцепенел. Но потом увидел полный ожидания взгляд Руби и вспомнил, что эти люди – семья, и мне незачем притворяться перед ними.

– Я получил одобрение из Оксфорда, – помедлив, ответил я без обычной твердости в голосе. – И теперь я один из совладельцев компании «Бофорт».

– И ты хочешь заниматься этим всегда? – продолжала расспрашивать Хелен.

О’кей. Может, я и не должен перед ними притворяться, но я и не могу выложить перед этими – считай что посторонними – людьми всю мою подноготную. Это попросту не нужно. Я медленно прожевал пасту и сделал вид, что задумался, чтобы не отвечать сразу.

– Руби уже давно знала, что хочет в Оксфорд. И мне просто любопытно, для всех ли учеников Макстон-холла дело обстоит так же, – добавила она и улыбнулась дочери, которая сидела слева от меня и беспокойно ерзала на стуле.

Я сглотнул и выпил воды.

– Не все такие, как Руби, могу вас заверить.

– Что это значит? – возмущенно спросила Руби.

– Я не знаю больше никого, кто бы так стремился в Оксфорд, как ты. Я и мои друзья тоже туда готовились, но я уверен, что никто не пахал так, как ты. – Я призадумался, не слишком ли это смахивало на то, что я хотел подольститься к ее семье, нахваливая перед ними Руби. – Но может быть и так, что я говорю немного предвзято.

Тут все за столом засмеялись. Кажется, их это развеселило. Я наморщил лоб. Все, что я сказал, было абсолютно честно. Вот уж не подумал бы, что над этим можно смеяться. Какое-то непривычное чувство разрасталось внутри, и я поддел на вилку следующую порцию пасты, чтобы вытеснить это ощущение.

После обеда я помогал убирать со стола. Дома я бы никогда не стал это делать – для этого у нас есть прислуга, – но здесь все делали это как само собой разумеющееся, и я не медлил ни секунды.

Кроме того, мне действительно хотелось понравиться родителям Руби.

Я могу понять, почему они воспринимали меня скептически. Я бы на их месте был таким же.

– Вы вдвоем еще побудете с нами в гостиной? – спросила Хелен, когда мы управились. – Или тебе надо домой, Джеймс?

Я отрицательно помотал головой:

– Нет. Нет, мне не надо домой.

– Если они будут задавать вопросы, на которые тебе не хочется отвечать, то просто ничего не говори, – шепнула мне на ухо Руби, когда мы следовали за ее матерью из кухни на некотором расстоянии. – Жаль, что сейчас было так неловко.