Спасибо. Вы смогли...

Вот и ты, Фонтанка. Ближе к отвесным стенам, сковывающим реку, лед был прочным, а вот на се- редине он искололся и поднялся, пошел черными трещинами. Сквозь них поблескивали беспокойные воды. Захотелось поздороваться. Была у меня такая привычка — приветствовать Петербург от всей души. Я замер у перил моста, развернувшись лицом к реке и поглядывая то на нее, спящую во льдах, то на небо, затянутое облаками, то на темную статую гордого коня, вставшего на дыбы. Казалось, будто сейчас он вырвет поводья из рук удерживающего его всадника и помчится вдаль прямо по Невскому проспекту, а за ним — остальные три лошади, что, как и он, украшали Аничков мост. Скульптор постарался на славу.

Я побрел дальше, никуда не торопясь. Мне не было нужды спешить, и я мог спокойно насладиться этой встречей сполна. Кто-то сказал бы, что это все ерун- да — как может быть встреча с городом? Встречать можно человека. При чем же здесь тогда Петербург? Но подобные мысли просто означали, что человек не знал еще жизни толком. Я же знал — и потому улы- бался теперь, заново открывая для себя родной город. Эхо моих шагов ныряло во дворы-колодцы, отража- лось от стекол. Его не было слышно за гулом машин, однако Питер слышал его — и наверняка улыбался мне в ответ. Низкое небо висело над головой, но не давило. Я привык к нему и любил его всем сердцем. Нигде не видел такого неба. Да и всего остального тоже. Вот Екатерининский сад, и с постамента на меня глядит Ее Величество Императрица. Сад пустовал — ранней весной деревья еще стояли голыми, а потому

особо никто тут не прогуливался. Разве что голуби торопливо ковыляли от меня к ограде, потревоженные энергичным шагом. Да еще навстречу шли люди — незнакомцы, с каждым из которых меня связывала великая тайна. И у тайны этой было имя моего города. Вдоль Невского я шел в сторону Казанского собо-

ра — вон впереди уже показался самый край колонна- ды. Черездорогунапротиввиднеласьвычурнаякрыша дома, где теперь расположился большой книжный магазин, а раньше находилась мануфактура «Зингер». У Казанского, несмотря на время года, как всегда, были толпы туристов. Сюда приезжали независимо от погоды, от температуры, от праздников — просто потому, что, побывав здесь однажды, уже невозможно было забыть величественную архитектуруи стройные ряды колонн. Даже сам воздух здесь пах иначе. Свобо- дой, вековой историей, Невой… По привычке, дойдя до набережной канала Грибоедова, я обернулся, чтобы взглянутьнацветныерезныемаковкиСпаса-на-Крови. Собор виднелся неподалеку, зеркально отражаясь на льду, и в голове вновь промелькнула ликующая мысль: «Я вернулся!» И, словно в ответ, мне с Невы вновь повеяло холодом — видимо, река тоже хотела поприветствовать меня. Ну что же, нельзя заставлять матушку-Неву ждать долго. Даи хотелось мне дойти до Дворцовой площади по старым мостовым, добраться до набережной и поглядеть на нее, беспокойную, — кто знает, вдруг ее воды уже разбили ледяные оковы? А чуть дальше в небо впивалась золотая игла Адми- ралтейства, и трепетали флаги на ветру, и Петербург казался мне праздничным в этот самый обыкновен-

ный день. В день, когда я возвратился домой.

ГЛАВА 3

В марте, ранней весной, темнеет в Питере до- вольно быстро. До белых ночей еще далеко. Город уже погружался в таинственный сумрак, когда я как раз находился у входа на станцию метро «Невский проспект». Прогулялся я неплохо, успев навестить и Неву, и Исаакиевский собор, и Дворцовую площадь, и стрелку Васильевского острова. Теперь — пора домой. Я купил в кассе жетончик метрополитена и, пройдя через турникет, поехал на эскалаторе вниз, в одну из самых глубоких подземок в мире. Вот еще один повод гордиться Петербургом: столько зага- док в нем было, столько славных историй. Особой оживленности в метро, к моему удивлению, не было. Видимо, вечерний час пик уже закончился, и столпо- творений больше не предвиделось, поэтому я удобно расположился на сиденье полупустого вагона. Ехать мне совсем недолго, минут через двадцать будет

«Проспект Просвещения», затем — маршрутка до Сертолово*, и вот я уже знакомыми двориками под- хожу к дому. Здесь ничего не изменилось — окошки

* Сертолово — ближайший пригород Санкт-Петербурга.

(Здесьидалеепримеч. авт.)

горят все тем же теплым светом, словно улыбаются мне. И что-то греет в груди.

По окончании военной службы я всегда хотел остать- ся в Питере. Вы, пожалуй, уже поняли, что город этот я искренне полюбил, сразу же и бесповоротно. Причем любовь была такой неожиданной, таинственной, как любовь с первого взгляда. Когда причины возникшего чувства ни понять, ни объяснить нельзя — зато откуда- то знаешь, что это навсегда. Не мог я представить себя где-нибудь в другом месте. Все тогда было бы не тем. Поэтому, когда появилась возможность мою неболь- шую служебную двухкомнатную квартирку в Серто- лово оставить за собой постоянно, я незамедлительно этим и воспользовался. И ни разу об этом не пожалел. Без Петербурга я уже не был бы собой.