Спасибо за покупку

Время от времени Виктор Егорович посматривал на Юльку и на Майю взглядом заговорщика.

Наконец директор попросил тишины.

— Товарищи, минуту! Перерыв заканчивается, скоро работать. Думаю, правильно сделать так: создадим небольшую комиссию и поручим ей изучить все поступившие предложения, а также собрать мнения у всех тех, кто сегодня их высказать не успел. Обобщим, выработаем мероприятия, конкретный, так сказать, план. А уж план этот рассмотрим тогда на собрании. Нет возражений?

Возражений не было.

— В комиссию давайте включим меня, если никто не против, председателя цехкома Нину Семеновну Лобанкову, от комсомола Майю и еще двух человек. Кого?

— Иноземцева, — предложила Юлькина наставница Антонина Сергеевна, — старшего бухгалтера.

— Обязательно! — одобрил директор. — Нам серьезный экономический анализ потребуется. Еще?

— Рогову, — выкрикнула Лиза. — Юлю Рогову!

— Но ведь я… — Такого поворота Юлька никак не ждала. — Нет, надо тех, кто давно работает, это лучше, правильнее…

— Тех, кто давно работает, мы включили, — сказал директор. — А свежий, не посторонний глаз тоже не будет лишним. Я бы ее включил. Как, товарищи?

— Включить! — дружно отозвались голоса. — Можно! Согласны!

В возгласах ощущалась симпатия. На сердце у Юльки сделалось тепло, а окружающие казались ей сейчас людьми милыми и душевными, даже мясник и Клава не вызывали настороженности. И вовсе не в удовлетворенном честолюбии здесь было дело. Юлькина натура требовала человеческой отзывчивости и добра. Сейчас она их хорошо чувствовала.

Однако сразу после собрания Юлька имела случай убедиться, что симпатия к ней не была столь единодушной, как это могло показаться на первый взгляд.

Она разрезала головку сыра сорта «Советский», орудуя специальным немудреным приспособлением, которое называется здесь «струна» и состоит из проволочки, протянутой между двумя деревянными ручками, когда рядом появилась Калерия Ивановна и стала за ней наблюдать. Под чужим пристальным взглядом работать было неприятно, но Юлька справилась с операцией как нельзя лучше — головка развалилась на две совершенно одинаковые половинки, поверхность срезов была ровной, без единой зазубринки. И все-таки Калерия Ивановна, осмотрев дело Юлькиных рук, небрежно процедила:

— Можно бы и поаккуратней. Только ведь это не на собраниях выступать, тут думать надо!

— Покажите, Калерия Ивановна, я посмотрю.

— А чего показывать? Ученого учить — только портить. Куда уж нам, серым. Ты вон про Станиславского знаешь, в театр ходишь…

Она отошла с полной убежденностью в справедливости ею сказанного. И убежденность эта была под стать фигуре Калерии Ивановны — такая же неколебимая, надежная, кареатидоподобная.

«Почему? — думала Юлька. — От меня она не видела ничего плохого. Зачем же так?» Враждебность, явственно прозвучавшую в голосе и словах Калерии Ивановны, Юлька объяснить себе ничем не могла.

— Не обращай внимания, — посоветовала Антонина Сергеевна, слышавшая этот разговор. — Бесится баба, а чего — сама не знает. Забудь!

Произошел и другой, не менее неприятный случай, но совершенно иного рода. Как ни странно, он тоже был связан с ее выступлением на собрании.

В мясном отделе, помимо длинного ехидного продавца, работал еще один, которого звали Саша. С тоненькими, в ниточку, усиками, пышными баками, он напоминал Юльке лихих гусаров времен Отечественной войны 1812 года, знакомых ей по многочисленным репродукциям и литографиям, посвященным этому героическому периоду. Сходство подчеркивалось Сашиной военной выправкой, оставшейся, скорее всего, после недавней армии: грудь вперед, плечи разведены, между лопатками можно засунуть кулак.

После собрания Саша несколько раз подходил к молочному отделу, не имея к тому никакой служебной необходимости, и, повертевшись некоторое время, молча с достоинством удалялся.

Антонина Сергеевна заметила его маневры и сердито спросила:

— Какого лешего этот-то сюда наладился?

— «Любовь, любовь…» — пропела Лиза, продолжая наливать сметану в поставленную на весы банку, и сразу превратилась в этакую Кармен, неповторимую и прекрасную во всем, даже в своем легкомыслии.

— Прекрати балаган, — бросила ей Антонина Сергеевна. — Какая еще там любовь?

— Не поняли? — Лиза перешла на свой обычный голос. — Саша из мясного в нашу Юлиньку влюбился. Не с первого взгляда, зато с первого выступления. На собрании, я имею в виду.

Юлька, смеясь, притянула к себе Лизину голову, шепнула:

— Жуткая ты болтушка, Лиза!

— Я не болтушка, а информатор.

Спустя день, то есть это было вчера, Юлька помогала разгружать машину. Она шла извилистым полутемным коридорчиком, неся кассету с пакетами молока, когда перед ней, словно из-под земли, вырос Саша. Конечно же, он ее поджидал.

— Пропусти! — тихо потребовала Юлька. — Слышишь?