Спасите наши души

– Сена! Сена!

– А?!

– Не ори! Проснись же, чтоб тебя!

Я отрыла глаза и поправила сползший чуть ли не на нос платок.

– Чего тебе?

– Вставай уже, на молитву идем, продрыхла, змеюка, все на свете!

Я не понимала, чего она на меня так сердится? Тая не замедлила объяснить.

– Прямо сразу уснула, поросятина! А мне пришлось тебя маскировать: платком прикрыть, книжку по особенному положить, будто ты зачиталась в такой вот необычной позе! А сама глаз не сомкнула, так и пришлось эту галиматью читать, чтоб со скуки не спятить!

– А сама чего не придремнула? – я убрала книги обратно на полки.

– Скажешь тоже! А кто будет ситуацию контролировать?

В числе последних мы покинули «матрасную» и отправились в молельную. Вечерело, поднялся сильный пронизывающий ветер. Даже мы, одетые, как капусты продрогли за три минуты пути от одного дома до другого, а жизнерадостные сестры в тонких нарядах вели себя так, будто на улице август месяц. Оставив обувь при входе, мы вошли внутрь. Просторное помещение было выкрашено в синие и белые цвета. У противоположной стены возвышалось нечто напоминающее узкую трибуну, крытую синей материей. Но больше всего нас потрясло то, что было на стенах. Вместо церковных икон, красовались изображения непосредственно членов секты. За «конторкой» висел большой портрет Актавия, окруженного ярким сиянием и еще три портрета поменьше неизвестных нам персон, видимо занимающих ведущие посты в «Величии Духа». Стену по левую сторону заполняли портреты в рамках из синих искусственных цветов, очень напоминающих цветочки из разоренных кладбищенских венков, на правой стороне портретов было гораздо меньше, от силы десяток, их рамки были белыми и цветы пышнее, вроде хризантем. Хотя портреты были довольно примитивными, лицо Ирины Колесниковой я узнала сразу.

Глава двадцать шестая

Я тихонько толкнула в бок, глазевшую по сторонам Таиску и взглядом указала на портрет.

– О-па-па, – прошептала она.

Дальше мы не смогли продолжить обсуждение насущного вопроса, народу в помещение набилось столько, что дышать стало нечем. Нас оттеснили в угол у входа. Как не пыталась толпа нас разлучить, стояли мы с Таисией Михайловной плечом к плечу насмерть, как героические сиамские близнецы. Откуда ни возьмись, за конторкой возник Актавий, появился он так неожиданно, что я даже испугалась маленько. Потом сделала вывод, что там имеется еще одна дверь. Тая сунула мне в руку теплые кубики и мы сделали вид, что очень озабочены поправкой платков на головах. Заткнув уши, я почувствовала себя увереннее, по крайней мере, промывка мозгов не грозила, в способностях Актавия я уже убедилась. Актавий что-то произнес, народ что-то хором заорал, даже сквозь затычки слышно было, и стал протягивать к нему руки. Мы все аккуратно повторяли за публикой. Странно, но с берушами в ушах мне почему-то стало еще труднее дышать, уж не поступает ли кислород в организм и через ушные раковины? Прямо научное открытие, может, Нобелевскую премию дадут? Чтобы отвлечься от теснотищи, духотищи и гнетущего впечатления, которые производили лица на портретах, я пыталась думать обо всяких милых, легкомысленных глупостях, но ничего не выходило. Взгляд, как заговоренный останавливался на картинах. Явно рисовал один художник, все лица какие-то тяжелые, с резкими тенями и яркими бликами, из-за чего они выглядели чересчур искусственными. Глаза у всех смотрели прямо, бездумно, безо всякого выражения, и эта картинная галерея напоминала мастерскую таксидермиста, будто это не рисунки, а чучела голов. Потом я переключилась на то, почему одни висят в синих рамках, а другие в белых?

Актавий все что-то возбужденно вещал, обстановка в зале так наэлектризовалась, что того гляди искры полетят в разные стороны. Народ стал слегка покачиваться из стороны в сторону, ну и нас начало болтать. Затошнило сразу. Судя по зеленоватому цвету Тайкиного лица, она, как и я, на подходе к нирване. За время этой невыносимой болтанки я готова была: а) пару раз «съездить в Ригу», б) упасть в обморок, в) умереть. К счастью подлунный мир устроен справедливо, чтобы там не говорили, у всего, что имеет начало, имеется так же и конец (финиш, абзац, каюк, баста – нужное подчеркнуть). И этот кошмар закончился. Отчего-то чрезвычайно медленно публика двинула на выход, мы плелись вместе со всеми, всеми фибрами души желая выбраться на свежий воздух. В дверях прояснилась причина столь медленного течения публики: на улице, по обе стороны дверного проема стояла пара добрых молодцев у одного в руках была башня из маленьких пластиковых стаканчиков, у другого эмалированное ведро и половник. Выходивший из молельной брал стаканчик у одного, подставлял другому и отходил в сторону. Когда мне плеснули полстакана бесцветной жидкости, я отошла подальше и понюхала. Какого-то особенного запаха на ветру не уловила. Подоспела Тая.

– Ты что?! – зашипела она. – Не пей!

– Я не пью, я нюхаю.