«Спасите наши души»

—  Командир! — кричал снизу на мостик Пашин. — В отсеке находиться больше нельзя! Люди падают!

—  Покинуть отсек немедленно! — распорядился Бессонов.

Один за другим подводники буквально вываливались на мостик.

Изолирующие противогазы в суматохе пожара успели надеть не все, и, спасаясь от удушливою дыма, матросы и офицеры закрывали лица рукавами роб. Последним наверх выбрался помощник Фалеев.

—  Кто-нибудь еще остался? — тревожно поинтересовался командир.

—   Не знаю! — перевел дыхание помощник. — Сплошной дьш!

Наскоро провели перекличку. Выяснилось, что не хватает мич­мана Станислава Посохина. Его звали, свешиваясь вниз в дымную пелену, но безрезультатно.

—  Надо искать, и побыстрее! — подытожил Каширский.

—  Кто пойдет? — обвел взглядом еще не отдышавшихся под­водников Бессонов.

— Я! — махнул рукой Фалеев. — Дайте ИДА!

Включившись в дыхательный аппарат, помощник спустился в отсек. В кромешном дыму ощупью он обшарил каждый метр, каждый закоулок, но, так никого не найдя, поднялся наверх.

Между тем пожар в центральном разгорался все больше. Дым клубами поднимался вверх. Наверное, если бы кто мог в эти минуты видеть лодку, он сравнил бы ее с вулканом, внезапно возникшим среди океана Из жерла — боевой рубки — клубился дым, а вну­три еще дремала чудовищная неразбуженная сила двух ядерных реакторов...

—  Надо прекратить доступ воздуха в отсек! — подсказал ко­мандиру Пашин.

Бороться с пожаром герметизацией отсека — дело опасное, но иного выхода у командира К-8 не было.

Надышавшись выходящим из центрального поста угарным газом, едва не потерял сознание Бессонов. Командира под руки оттащили в сторону от люка, где он, отдышавшись, постепенно пришел в себя.

Задраили рубочный люк. Командир электромеханической бое­вой части с другой группой матросов спустился на верхнюю палубу и поспешил в нос лодки к первому отсеку. Люк в него отдраили быстро. Спустились. Пашин быстро пробежал во второй и, при­сев у телефона, принялся устанавливать связь с другими отсеками. Первыми доложились четвертый и девятый. Здесь все было в норме. Из шестого доклад был тревожен:

— Очень жарко! Через сальники линии валов из седьмого валит дым!

—  Как переборка? — запросил командир БЧ-5.

—  Раскалена, нельзя дотронуться! — ответили из шестого.

— Держитесь! —вздохнул Пашин. — И будьте на связи!

Восьмой отсек и пульт главной энергетической установки (ГЭУ), несмотря на все попытки до них дозваться, молчали...

Прибежал рассыльный от Бессонова

—  Командир приказал выводить людей из шестого в пятый!

— Ясно! — Пашин вытер рукавом струящийся по лицу пот. — Шестой, ответьте!

—  Слушаю, шестой! — отозвалось в телефонной трубке.

—  Как обстановка?

— Дым быстро прибывает. Дышать уже почти нечем, но дер­жимся!

—  Командир приказал переходить в пятый! Внимание на гер­метичность! По переходу доклад!

—  Есть! — коротко выдохнул шестой. — Выполняем!

Не поминайте нас лихом!

Между тем в двух отрезанных от внешнего мира отсеках, седь­мом и восьмом, происходили события трагические.

С первой же минуты пожара, задраенные по тревоге, они пре­вратились в маленькие осажденные крепости, вынужденные само­стоятельно бороться с самым страшным врагом подводников — ог­нем И если большинство отсеков все же поддерживало между собой связь, то о том, что происходило в этих двух, не знал никто.

Вспыхнувший в седьмом отсеке пожар был ужасающ. Объятые пламенем, оглушительно рвались банки с регенерацией, выделяя кислород, от которого пожар разгорался еще больше. Отсек быстро наполнился удушливым дымом

Из воспоминаний матроса Федора Гропилы: «.-Был в седьмом, изучал схему преобразователя. Услышал чей-то крик: «Тревога!» Выскочил из трюма наверх. У «Каштана» стоял капитан-лейтенант Кузнеченко и докладывал в центральный о пожаре. Нам он приказал держать обороты обеих турбин и выполнять все команды. Потом Кузнеченко закричал: «Приготовить ИДА!» Я схватил свой аппарат, висевший над каютой левого борта. Из каюты выскочил капитан 3-го ранга Хаславский и побежал на пульт. Было очень много дыма, ничего не видно. Я стал соединять маску с батареей. Мимо пробежал в восьмой отсек капитан-лейтенант Симаков. У меня не хватало воздуха, я начал задыхаться, было очень плохо и я еле дополз до переборки восьмого отсека. Переборка была открыта. Меня схватил за руку мичман Бленщенков и перетащил в восьмой...»

Пожар в седьмом был настолько стремительным, что подводни­ки едва успевали включиться в дыхательные аппараты. Выделяемая при горении окись углерода при концентрации в 0,08 % уже чрез­вычайно опасна, при 1,4 % смерть молниеносна. В седьмом отсеке концентрация окиси углерода превышала предельно допустимую в тысячи раз.

Благодаря распорядительности командира отсека капитан- лейтенанта Кузнеченко из седьмого успели выскочить почти все, кроме молодого матроса Девяткина, который растерялся в дыму и не смог быстро включиться в аппарат. Именно он открыл скорбный и длинный список жертв той трагедии.