«Спасите наши души»

Но в седьмом на пульте ГЭУ остались еще четверо и не по­мышлявших об оставлении отсека — первая смена пульта глав­ной энергетической установки: капитан 3-го ранга Хаславский, капитан-лейтенант Чудинов, старшие лейтенанты Чугунов и Шо- стаковский.

Работая над книгой, я часто обращался за помощью к ветерану К-8 капитану 2-го ранга в запасе Геннадию Алексеевичу Симакову. Именно он, тогда еще молодой капитан-лейтенант, находился на пульте ГЭУ, когда прозвучал сигнал аварийной тревоги. Именно он был последним, кто видел оставшихся на пульте...

Согласно боевому расписанию по сигналам аварийных и бое­вых тревог, вахту на пульте несет наиболее подготовленная первая смена Спустя какие-то секунды все они были уже на посту. На бегу обменялись репликами о пожаре. Симаков же бросился в корму лодки к девятому отсеку, командиром которого он был, чтобы там принять командование на себя.

Через несколько минут седьмой отсек опустел, и только в на­глухо задраенной выгородке ГЭУ остались четверо офицеров, от­резанные от всего живого языками бушующего пламени.

Людям, далеким от подводных лодок, очень сложно понять, какой страшный и трагический смысл кроется за словами «пожар в отсеке». Ведь каждый герметичный отсек — будто большая кон­сервная банка, в которой весьма ограничен объем воздуха. Поэтому даже самое пустячное с точки зрения живущего на берегу человека возгорание на лодке протекает совершенно по-иному. Прежде всего, практически мгновенно появляется полная задымленность и людям становится нечем дышать, так как воздух выгорает в несколько се­кунд. А ведь оказавшимся в аварийном отсеке необходимо не только выжить, но и победить огонь. Для этого смежные с аварийным отсеки мгновенно задраиваются наглухо. Теперь из огня не уйти! Таков жестокий, но вынужденный закон подплава: застигнутые пожаром в отсеке не имеют права на убежище в других отсеках, они обязаны оставаться на посту, победив стихию или погибнув. Ведь иначе пламя распространится по всей лодке и смертей будет много больше.

Итак, задыхаясь от дыма и жара, в полной темноте подво­дники начинают борьбу с пожаром, одновременно пытаясь найти дыхательные аппараты, но и это не просто сделать, даже прекрасно зная каждый сантиметр своего отсека — ведь каждый сантиметр буквально напичкан всевозможными механизмами, через которые и в обычной ситуации не так уж легко протиснуться. Подводники старшего поколения помнят и знаменитый ИДА-59 (индивиду­альный дыхательный аппарат образца 1959 года). Громоздкие и необыкновенно тяжелые, ИДА-59 не имели своего специального штатного места, а потому их пристраивали там, где удавалось: над механизмами и за агрегатами, так что добраться до них было тоже не так-то просто. Но даже найдя на ощупь дыхательный аппа­рат, подводник еще не чувствует себя спасенным. Прежде всего ИДА необходимо надеть, перевести в рабочее состояние и самое главное — его необходимо еще «раздышать», на что уходило тоже какое-то время. И только после этого подводники, те, кто остались живы к этому времени, могут по-настоящему заняться тушением огня. А пламя уже обжигает их тела, плавит на лицах резиновые маски, заливает потом глаза-

Ветераны лодки рассказывают, что, когда атомоход стоял в ре­монте, офицеры-механики решили сделать на пульт особые кресла. Сами разработали чертежи, сэкономили спирт и на него заказали кресла рабочим Затем была целая операция по затаскиванию их на пульт. Кресла эти были предметом гордости управленцев К-8 и жгучей зависти офицеров других экипажей. Имеющие несколько фиксированных положений, с подголовниками и подлокотниками, радующие взгляд зеленой обивкой, они были как островок земной жизни среди спартанского аскетизма лодочного убранства Имен­но в этих креслах встретили свой смертный час офицеры первой смены.

Встречаясь с оставшимися в живых членами экипажа «вось­мерки», командирами электромеханических боевых частей лодок этого проекта, я неизменно спрашивал одно и то же: «Была ли хоть какая-то возможность спасения у офицеров, оставшихся на пульте?» Все они отрицательно качали головами. А бывший член экипажа К-8 капитан 2-го ранга в отставке Белов рассказал следующее: «Из выгородки пульта существовал аварийный лаз, по которому в слу­чае необходимости подводники могли теоретически выбраться, но практически лаз этот, по головотяпству ли, некомпетентности ли, был сделан настолько узким, что в него не смог бы протиснуться и ребенок, не говоря уже о взрослом человеке, да еще с дыхательным аппаратом. Думаю, что ребята это понимали не хуже меня».