Спасите наши души (СИ)

Потом эта Надежда как-то набрела на диссидентов, прониклась их идеями, вообразила себя революционеркой и начала отдавать всю себя их борьбе. Правда, она была даже не солдатом, а кем-то вроде подносчицы патронов – с каким-то бешеным энтузиазмом перепечатывала всякую антисоветскую литературу, которую настоящие диссиденты потом переправляли на Запад. В общем, такой бесплатный ксерокс. Она даже работу выбрала так, чтобы больше времени оставалось на эту перепечатку – дежурила в больнице сутки через трое с соответствующей зарплатой. Диссиденты ей, кстати, не платили, но она быстро выскочила замуж за Виктора Красина, который боролся с советской властью ещё со сталинских времен. Так могло продолжать долго, но пару лет назад Красина в очередной раз арестовали и сослали, если Орехов ничего не путал, в Красноярский край, и Емелькина окончательно слетела с катушек.

Судя по агентурным данным, она не раз порывалась выйти в люди с плакатами, но диссиденты не хотели терять живую печатную машинку и останавливали её от необдуманных поступков. Но в июне семьдесят первого не уследили – и девушка оказалась на Пушкинской площади с собственноручно нарисованным плакатом и пачкой листовок, на которых написала свои нехитрые требования: свободу политзаключенным, особенно Владимиру Буковскому (и мужу, разумеется). Её приняли, продержали несколько месяцев в Бутырке, но дали всего пять лет ссылки, которая среди диссидентов считалась мягким наказанием. Суд над ней состоялся в конце ноября, и я предполагал, что Наденька ещё даже не добралась до места ссылки – этот процесс во все времена не был быстрым. Ну а в дороге «никто кормить не обещал» – то есть в переписку ей вступать пока нельзя, у конвоя другие задачи. Я подумал, что гуманное советское правосудие решило организовать жене ссылку в тех же местах, где уже сидел муж – это был очень вероятный исход для этой инкарнации истории Ленина и Крупской.

В принципе, ничто не мешало мне изложить эти соображения Ирине – секретных сведений я не разглашал, зато мог успокоить саму девушку и её неведомых друзей.

Но этот путь вёл меня прямиком в пропасть.

Теперь я мог очень достоверно представить всю хронологию падения Виктора Орехова. Скорее всего, этот разговор состоялся бы и без моего участия – может, без торта, но не он был определяющим фактором. Скорее всего, Виктор даже не заметил бы, что Ирина беременна, и ей не пришлось бы рассказывать про отца ребенка – теперь я сомневался, что мне сказали всю правду, хотя нынешние диссиденты работали в самых неожиданных местах, да и НИИ со скучными и бессмысленными названиями они любили. В общем, товарищ Орехов попался бы на крючок, за что, возможно, даже получил бы поощрение в виде не очень выдающегося секса.

Ну а потом Ирина приходила бы к нему снова и снова, потом познакомила бы его с кем-нибудь более хватким... И Орехов начал бы сдавать даты и персоналии следующих мероприятий своего отдела, а его товарищи находили бы на добытых потом и кровью адресах натуральные пустышки, поскольку всё интересное оказывалось вывезено на другие квартиры. Долго подобное продолжаться не могло, Виктора вычислили – и его жизнь навсегда была сломана. Себе я подобной судьбы не хотел. К тому же я не чувствовал к этой девушке ничего – ни любви, ни даже симпатии. Мне было лишь жаль её ещё нерожденного ребенка – думаю, с такими родителями расти ему сиротой, пусть и в фигуральном смысле, ведь отец и мать все свои силы направят на борьбу со страной и народом.

Я покачал головой и спокойно сказал:

– Что-то слышал, кажется, но подробностей не знаю. Лезть в это не буду, может оказаться чревато.

Ирина поникла. Видимо, она поняла, что добыть у меня информацию не получится – и была очень расстроена этим обстоятельством.

– Вот как... – пробормотала она. – Даже несмотря на то, что я прошу?

– Даже несмотря на это.

Она тяжело вздохнула.

– Но почему?

– Ну... ты же сама сказала, что у меня серьезная работа. И я отношусь к ней очень серьезно.

– А ко мне, значит, несерьезно?

Я пожал плечами. Женщины любят делать парадоксальные неверные выводы.

– И к тебе серьезно. Относился, – напомнил я. – Сейчас ты для меня просто знакомая, с которой у меня были хорошие отношения. И было бы неплохо, если бы мы сохранили эти отношения и дальше. А этого не случится, если ты будешь заставлять меня выбирать, к чему мне относиться более серьезно – к тебе или к работе.

– Это потому, что я беременна от другого? – в её глазах блеснули слезы.

Впрочем, я не знал, были ли эти слезы настоящими. К тому же у беременных случаются спонтанные перепады настроения.

– Это-то тут при чем? – я вложил в свой голос как можно больше недоумения. – Не смешивай мягкое с круглым.

– Но что я должна думать?

– Ты должна думать в первую очередь о своем ребенке, – наставительно произнес я. – А не выполнять странные просьбы каких-то знакомых... Кто они, кстати?

Она на секунду замешкалась.

– Ты их не знаешь!