Спаситель и сын. Сезон 3

– Жово, – очень серьезно сказал Спаситель, – я прямо сейчас уезжаю в Париж. Обещайте не пытаться покончить с собой, пока меня не будет.

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Дайте мне слово мужчины.

– Вы мне доверяете?

– Я поверю тому, что вы скажете.

– Отдай мне револьвер.

Спаситель тяжело вздохнул и протянул Жово завернутое в полотенце оружие.

– Спасибо, – сказал Жово, крепко держа сверток. – Без него я не мужчина. – Он положил револьвер в карман и договорил: – Даю вам слово, Спаситель. Счастливо послушать концерт. Привет Вьенеру.

* * *

В ту же пятницу 25 декабря в Париж собирался еще кое-кто.

Самюэль оглядел себя в зеркало. До чего же он изменился за последнее время! Из неряшливого, лохматого, одетого кое-как, дурно пахнущего мальчишки, который когда-то появился в кабинете Спасителя, он превратился вот в этого подтянутого подростка: джинсы, белая рубашка, черная куртка, аккуратная стрижка, сумрачный взгляд. Очень похож на Вьенера. Самюэль посмотрел на остроносые туфли со шнурками. Выглядят смешновато? Но главным чувством была гордость. Папа будет доволен. После концерта станет всем его представлять: «Мой сын Самюэль… Мой сын Самюэль…»

– Самюэль Каэн-Вьенер, – шепнул он, не отрывая глаз от зеркала.

Его мать сидела в гостиной, делая вид, что смотрит телевизор.

– Все-таки едешь? – спросила она, не поворачивая головы.

– Да.

– Концерт закончится поздно.

– Я заночую там. Мы так договорились.

Тут она повернулась, но не встала со стула:

– Меня, значит, оставляешь одну? В Рождество. Бросаешь, как когда-то бросил он.

– Ты сама ушла от него, мама, – усталым голосом напомнил Самюэль.

– Он уехал в Россию. Опять меня бросил с ребенком на руках, а сам там по бабам шлялся.

– Он участвовал в международном конкурсе молодых исполнителей, – терпеливо ответил Самюэль. – И стал победителем.

Беситься Самюэль больше не будет, но и помыкать собой не позволит.

– Когда же ты вернешься? – воскликнула мадам Каэн, прижимая руки к разбитому сердцу.

– Да завтра, мама, завтра. Вечерним поездом.

Ему стало жалко мать. Одна, праздничным вечером. Ни сына, ни любящего человека рядом. И ничего ей не светит, кроме ее работы в ресторане.

– Не уходи! – умоляла она.

Самюэль чуть не сдался. Но в ушах у него прозвучало: папа.

– До завтра, – сказал он и пошел к двери.

Первый раз Самюэль слушал, как играет отец, два месяца тому назад. Он помнил, как мать не пускала его и он сильно ее толкнул, как вскочил в поезд без билета, как этот поезд надолго застрял в пути, как потом он бежал по Парижу, едва не заблудился и, задыхаясь, весь в слезах, нашел мэрию Четвертого округа, когда концерт уже подходил к концу. Все это он вспомнил с улыбкой, усаживаясь в кресло вагона первого класса – такой он себе сделал подарок.

Поезд должен прибыть в 18:28. На вокзале он возьмет такси до кафе «Лез-Онд» рядом с Домом радио. Там перекусит – закажет гамбургер с картошкой фри. Он продумал заранее каждый шаг, но все равно было страшно – прошлая поездка научила его, что все может сорваться. Мало ли что случится!

Однако все прошло без сучка без задоринки.

– Приятной поездки, месье, – вежливо сказал контролер, проверив его билет.

«Месье» в белой рубашке и остроносых туфлях – это он, Самюэль. Какое наслаждение!

– Вы едете один, месье? – спросила проводница.

– Нет, я… жду знакомого.

Самюэль огляделся с легким беспокойством, и тут же с него слетела всякая солидность.

– Спаситель! – крикнул он и замахал руками.

* * *

Вьенер сидел у себя в гримерке, когда туда ворвался Антуан.

– Не слышал стука.

– Извини. Мне выйти и постучаться?

– Нет. Говори, что хотел.

Антуан опять был его импресарио, но теперь Вьенер не позволял ему собой командовать.

– Ни одного пустого места и полно знаменитостей!

Антуан перечислил имена журналистов, музыкальных критиков из разных газет: «Монд», «Ла Круа», «Либерасьон», «Телерама» и т. д., имена известных композиторов и музыкантов. Вьенер, кривясь, разминал левое запястье. Его ничуть не удивило, что, несмотря на его недавние срывы, набрался полный зал. Он знал, что о нем ходят разные слухи. Говорили, что он пытался покончить с собой, лежал в больнице.

– Тебе больно? – встревожился Антуан.

На самом деле Вьенер, хоть кривился, боли уже не ощущал.

– Не буду мешать тебе сосредоточиться.

– Да уж, пожалуйста, – процедил Вьенер.

Оставшись один, он сжал правой рукой запястье левой. Отрезать руки? Поздно. Через четверть часа он выйдет на сцену и начнется трансляция концерта в прямом эфире на волнах «Франс Мюзик». От этой мысли ему стало худо. Он вспомнил про лекарство, которое доктор Агопян прописал ему на случай панического страха. Порылся в сумке и достал трубочку с крошечными шариками. Гомеопатия. Три штучки под язык. Чистой воды плацебо. Вьенер на этот счет не заблуждался, но лучше так, чем хвататься за бутылку. Чтобы занять время, он теперь разминал каждый палец, чтобы усилить циркуляцию крови. Что угодно, лишь бы не думать. Будь у него в гримерной спиртное, он бы непременно надрался. Но Антуан был начеку.

Стук в дверь. Вьенер решил, что это снова импресарио. Однако в приоткрытую дверь до него донесся женский голос: