Около двух часов пополудни пульт поднял воздушную тревогу и предупредил по радио все машины. По их подсчетам, у нас оставалось двенадцать минут, чтобы укрыться. Колонна багги остановилась, и все выскочили из машин, чтобы срочно натянуть сети, когда я с ужасом заметил, что головная машина продолжает движение! За рулем был Игнасио: сегодня наступила его очередь вести в одиночку.
Сильвио дал газ и рванул на полной скорости, надеясь догнать его, пока я лихорадочно пытался связаться с ним на всех мыслимых частотах. Напрасный труд, он не отвечал. Слава богу, он был никудышным водителем, и Сильвио сумел быстро его блокировать, лихо развернув свой багги прямо у него перед носом. Благодаря биноклю я увидел, как молодой итальянец выскочил из машины и, что-то крича, бросился к Игнасио. Менее шестидесяти секунд спустя они уже натянули сеть и спрятались под ней. Я последовал их примеру и присоединился к Льето, моему сегодняшнему пассажиру, укрывшись под нашим камуфляжем.
Я бы солгал, сказав, что последовавшее ожидание позволило мне расслабиться. При мысли, что могло бы произойти, если бы один из пилотов этих проклятых аппаратов заметил поднятую Игнасио тучу пыли, мое сердце колотилось о ребра. Я вдруг подумал о Клотильде. Представив, что я мог ее потерять, когда мы едва нашли друг друга, я ощутил смертный холод. Какого дьявола я не дал кому-нибудь другому впутаться в эту безумную затею? Тогда ей не пришлось бы следовать за мной, и вместо того, чтобы на пару рисковать жизнью в этой экспедиции, мы смогли бы укрепить нашу зарождающуюся связь в относительной безопасности убежища.
К счастью, в тот день дул восточный ветер, и пыль рассеялась до того, как над нами с апокалиптическим грохотом пронеслись перехватчики.
Бесполезно говорить, что потом Игнасио пришлось пережить не лучшие четверть часа. Я устроил ему королевский разнос за его безответственность, напомнив, что он вправе творить любую хрень, какая только придет ему в голову, пока рискует только
Понимая, что настроил всех против себя, он стал тише воды ниже травы, униженно попросил прощения и обвинил во всем контактный разъем шнура от своего радио, который без его ведома отсоединился из-за какого-то особенно сильного толчка. Ну да, ну да! Утром, отправляясь в путь, этот тюфяк наверняка забыл проверить подключение.
Начиная с пятого дня, мы стали продвигаться осторожнее. Мы заметно приблизились к каравану, и было не исключено, что атамидские воины патрулируют даже за сотни километров вокруг своей стоянки. К тому же мы теперь ехали практически по песку. Для багги это не составляло проблем, но за нами поднимались тяжелые желтые песчаные облака, хоть и не такие высокие, как пыльные, но все равно заметные издалека. Так что пришлось замедлить ход.
Льето, который был отличным следопытом, не желал доверяться исключительно спутниковым данным и уверял, что, судя по следам на песке, караван гораздо ближе, чем мы думаем. Лично я не понимал, как он может делать какие-то выводы на основе почти стертых отпечатков на почве, однако я уже научился доверять двум нашим дезертирам.
Ночью, сидя возле портативного обогревателя, если не находили поблизости лесистого провала, позволяющего разжиться дровами для костра, мы по двое несли караул, сменяясь каждые три часа. Вечером седьмого дня мне выпало дежурить с Танкредом. Нам повезло: мы обогревались настоящим огнем, а не унылым маленьким аппаратом, который испускал лишенное запаха ничтожное тепло и не давал никакого света. Ничего похожего на мягкий успокаивающий отблеск углей, гревших нас в этот вечер.
Мы укутались в атермические[24]
одеяла, не забыв приоткрыть их со стороны огня, чтобы вбирать как можно больше тепла.– Ну вот, стемнело, значит скоро отморозим ноги, – проворчал я, делая вид, что всем недоволен. – Эта твоя экспедиция мне уже здорово осточертела! Как подумаю, что мог бы сидеть себе спокойно в пещерах, днем в прохладе, ночью в тепле.
– Честно говоря, когда за день из меня выходит десять литров пота, – ответил Танкред, – мне трудно себе представить, что дома сейчас декабрь и стоит собачий холод.
– Я даже уверен, что у нас в Верноне[25]
идет снег!– В Верноне? Я и забыл, что ты тоже почти нормандец.
–
Нормандец расхохотался, но тут же сдержал смех, чтобы не разбудить спящих в палатках вокруг нас товарищей.
Последующие часы мы провели в тихой беседе, рассказывая друг другу, как жили до мобилизации, вспоминая родные края, семьи и мечтая о том, что бы мы делали, если бы однажды вернулись на Землю.
Несмотря на усталость и холод, это было приятно. С тех пор как мы помирились, у нас еще не было случая провести вот так вместе несколько часов, только вдвоем, и просто общаясь друг с другом, а не строя планы очередной операции.