«Ничего себе некоммерческое учреждение! — подумал Синицын. — За шесть недель живой улыбочки две штуки баксов. Дорогая улыбочка». Слава снова поглядел на часы. Стрелки показывали без двадцати десять. Звонить в театр режиссер просил после одиннадцати. До этого оставалось почти полтора часа. Слава достал из кейса роман и продолжил чтение.
Альфред Федорович Стерн кутался в плед. В железной печурке догорали ножки его любимых стульев из столовой. Стол он сжег на прошлой неделе. Карельская береза, отшлифованная руками великих мебельщиков Франции, горела жарко, но старый человек согреться не мог. После отъезда сына в Финляндию старик остался совершенно один. Жену он похоронил в начале четырнадцатого года. Их младший сын Адольф Стерн умер от ран в первый месяц войны, и супруга Альфреда Федоровича гибель любимого сына не пережила. К Святославу она была равнодушна. Черствый и амбициозный мальчик сердце матери не согревал. Альфред Федорович, наоборот, все свои отцовские надежды связывал со старшим. Тщеславие и деловая смекалка сына ему импонировали.
Старик тяжело поднялся с кресла, нагнулся к печке и погрел от ее жара руки. Длинные искривленные ревматизмом и старостью пальцы от холода немели.
Потерев руки над огнем, Стерн пошел на кухню. После холода вторым его мучителем стал голод. Сухопарый и жилистый, он от недоедания превращался в высохшую мумию. Если другие могли держаться за счет запасов собственного организма, то сухопарый Стерн их просто не имел. В пустой и холодной кухне он немного постоял, затем открыл створки резного буфета, с грустью подумав, что древний представитель романского стиля — следующий кандидат на дрова, и принялся шарить по полкам. То, что в буфете никакой еды нет, старый юрист хорошо знал. Он далеко не в первый раз обследовал полки и все же надеялся, что где-то затерялось хоть немного крупы или муки. Но чуда не происходило. Буфет был стерильно пуст. Все фамильные безделушки, включая золотую табакерку, принадлежавшую его покойному отцу, старик давно выменял на продукты. Дорогих вещиц в доме больше не осталось, если не считать меча ордена розенкрейцеров.
Стерн продолжал себя причислять к этому тайному ордену и с мечом расставаться не желал. Он переворошил все ящики, вздохнул и вернулся к камину. Тут хотя бы было тепло. Замерзающий старик потуже укутался в плед и уже хотел погрузиться в кресло, как услышал громкий стук в дверь. Гостей Стерн не ждал, поэтому предположил худшее, что в дом ломятся грабители. Альфред Федорович не был трусом и отдавать себя на милость негодяев не собирался. Он выдвинул большой ящик своего письменного стола и вынул меч. Золоченая бронза ручки казалась такой же холодной, как его замерзшие пальцы. Но холодок металла вселил уверенность. В парадное молотили изо всех сил. Стерн сбросил на пол плед и решительно зашагал к двери.
— Кто там? — спросил он глухим голосом и сжал рукоятку меча.
— Именем революции, откройте, — услышал Стерн и замер. Пребывая в одиночестве, истощенный голодом и холодом, о чекистах он как-то на время забыл.
Рассказы о зверствах новой власти, конечно, слышал, но считал, что лично к нему это не относится. Имение давно конфисковали, да Стерны никогда и не считали себя помещиками. Доходов с усадьбы они не получали. На поддержание дома и парка Альфред Федорович тратил деньги, заработанные на юридической ниве. Поэтому и думал, что является трудящимся, так что претензий от пролетарской власти не ждал.
— Откройте, или мы выломаем дверь, — пригрозили снаружи.
Старик спрятал меч за вешалку и отодвинул засов. В квартиру ворвались четверо и за десять минут перевернули все вверх дном. Хозяин молча наблюдал, как представители нового порядка роются в его белье и бумагах.
— Золотишко, батя, где прячешь? — безразличным тоном поинтересовался сутулый тип в кожанке. Его красная усатая физиономия не выглядела злой. В глазах чекиста читалось живое любопытство к жилью человека из другого мира.
— Я вам не батя. Меня зовут Альфред Федорович Стерн. И я, сударь, три дня не ел. Если бы у меня имелось золото, я давно выменял бы его на хлеб или картофель.
— Ладно, одевайся, старик. Тебе придется поехать с нами, — видно поверив Стерну, что золота у него нет, заявил усатый.
— Куда и зачем я должен ехать? — раздраженно спросил Альберт Федорович.
Чекист залез в карман и, вынув бумагу, сунул старику под нос:
— Ты, батя, грамотный, читай сам.
— Без очков я не читаю. Уж не откажите в любезности, раз вы ввалились в мой дом, объяснить причину вашего вторжения, — стараясь говорить спокойно, потребовал старый юрист.
— Тебя велено взять в заложники. Мы таких, как ты, будем расстреливать без суда и следствия, если ваши станут убивать наших товарищей. За жизнь Моисея Урицкого мы поставили к стенке пятьсот буржуев. Ты пойдешь в следующую партию.