– Когда-то люди построят такой корабль. Когда свет научит их владеть огнем и металлом. Когда они познают геосферы и откроют электричество. Когда изобретут керосин и поймут, что для света нужен кислород, когда изучат анатомию и законы гравитации. Когда-то… Когда-то, но не сегодня. Сегодня ни один из нас не погибнет здесь.
Завадский открыл глаза. На его лице играла улыбка.
– Откройте ворота, пусть свет развеет этот мрак, как свет духа Господнего развеял мрак в наших душах. Отныне! Отныне зовемся мы братьями и сестрами, все от мала до велика!
Он выходил вместе с толпой и видел повсюду эти взгляды, они скользили по нему, окружали, пожирали, топили. Руки, плечи, тела общинников, как бы ненароком пытались задеть, прикоснуться. У входа ждали Данила, Антон и Филин.
Завадский направился к ним, но сбоку вышла молодая женщина с младенцем. С нею рядом парень с худой бородой и скромным взором.
– Владыка Филипп! – обратилась к нему женщина.
Завадский поднял палец.
– Никаких владык! Брат Филипп.
Общинники, толпившиеся вокруг, не желавшие уходить, одобрительно закивали.
– Брат Филипп, мы с мужем моим хотим просить твоего дозволения построить домишко. Избушку.
– В тесноте живем… Мочи нет. – Подтвердил муж, играя желваками.
Завадский не понимал, но ему пояснили – на подобные дела требовалось разрешение Вассиана. Как глубоко оказывается влезали его старческие руки в вопросах контроля.
– Как тебя зовут?
– Марьица я, а мужа звать Фролко.
– Не надо ничего строить, Мария. Завтра будет у вас новый дом. Обещаю.
Женщина с младенцем и парень поклонились.
Распустив общину, Завадский в сопровождении Данилы, Антона и Филина вошел в избу Вассиана, хладнокровно оглядел трупы, остановил взгляд на старце. Тот завалился на стену избы. Мертвые глаза в гневе смотрели куда-то на полати.
– Ночью уберите это дерьмо, – сказал Завадский, – закопайте в лесу.
Антон с Данилой переглянулись, кивнули.
– Потом, ты Филин и Данила скажите своим женам, чтобы вымыли тут полы.
– Федоре сказать? – замялся Данила.
– А в чем проблема, Данила? – подошел к нему Завадский, глядя в упор. – Трудно сказать? А ты начни с того, почему они еще живы. Хотя, дело твое, хочешь – мой сам.
– Прости, брат.
Завадский отвел взгляд.
– Назавтра же избу передадите Марье с Фролом. Пускай тут живут. Будут вопросы – скажете таково мое решение.
***
Через два дня Завадский в сопровождении дюжины отобранных из общинников крепких парней и молодых мужчин, включая Данилу, Антона и Филина обкатанной тайной тропой двигался к скитам Серапиона. Дорогу указывал Ерема – младший сын Кирьяка. Каждый при оружии – ружья и старые фузеи скорее для устрашения, чем для защиты, учитывая долгое заряжание. Зато при каждом боевой топор или сабля. Данила наточил черный зубчатый палаш, которым владел когда-то разбойник Харя, а теперь крутился он все ловчее и ловчее в руках старовера.
К исходу дня пути вышли к тайному знаку – поваленные крестом сосны. За ними через густой пролесок, несмотря на осень – открылась община Серапиона. Сразу в глаза бросился простор – две широкие улицы с однотипными аккуратными дворами и огромные пашенные поля по обе стороны. Сама община походила даже немного на оживленный город. Втрое больше, почти семьсот человек и только благодаря необъятности сибирской земли удалось им укрыться от посторонних глаз.
И все же связи староверов тесны, все уже знали кто такой Завадский – члены общины останавливались на улице, выходили из дворов, изб, иные подходили к медленно двигавшимся телегам, звучали слова приветствия, шутки, знавших друг друга братьев. На Филиппа поглядывали с уважительным интересом. У трехклетной избы Серапиона с большим двором с лабазом и баней собрались неизменные для каждого старца приближенные охранители. Завадский с удовлетворением взирал как они заинтересовано осматривали ружья, фузеи и пистоли прибывших братьев. А те охотно объясняли им, показывали, как заряжать, как стрелять – все что сами узнали только пару дней назад.
Завадский вместе с Филином, Данилой и Антоном вошел в избу Серапиона. Никто не кланялся, пригнулись только под перемычками низких дверей в сени и в горницу.