Спасителей не выбирают

Беспокоились власти Рубера не напрасно: тот, кого во время войны — во многом, правда, за довоенные преступления — назвали Выродком, действительно выжил. Единственный выжил в том котле, грамотно расставленной ловушке, который получил название «бой под Талеро». Или скорее «бойня».

Если бы маг хоть когда-то верил в чудеса, он посчитал бы это именно чудом, а так… Просто Хаггар Верас оказался чрезвычайно живучим и талантливым типом, за считаные секунды сумевшим найти брешь в ловчей сети, не позволявшей открывать порталы.

А вот тот факт, что он выжил после этого, стоило списать на беспрецедентное упрямство самого теневика и частью — на хорошую наследственность, наградившую мага отменным здоровьем. Истощённый магически до дыр в энергетической оболочке, израненный, потерявший много крови, он очнулся на пустынном диком берегу, откуда добраться до ближайшего жилья можно было недели за три.

Место это ему показал один из приятелей, чьё имя Хаггар с трудом вспомнил, но вспомнил добрым словом. В далёкие годы учёбы они порой собирались здесь на дружеские гулянки: в конце лета Серое море прогревалось достаточно, чтобы в удовольствие в нём купаться, крохотный зажатый в скалах песчаный пляж отлично подходил для уютных посиделок, а небольшой грот позволял укрыться от непогоды. На своё счастье попал маг именно в этот грот: в прилив пляж скрывался под водой, и вряд ли в своём тогдашнем состоянии он сумел бы перебороть стихию.

Он так и не сумел понять, почему в момент опасности в первую очередь подумал об этом диком месте, о котором не вспоминал со времён учёбы. Но, пожалуй, так теневик вытянул единственный счастливый шанс из тысячи: некому было искать его здесь.

На пятачке суши ничего не росло, разве что тонкий налёт зелёных водорослей на камнях у входа в грот, но главная удача состояла в том, что в пещере имелся крошечный источник пресной воды. Даже не родник — сочащиеся сквозь породу капли, которые спасли ему жизнь. Следующим спасителем стала огромная колония моллюсков, обитающих на прибрежных камнях, и питающиеся ими крабы. И те, и другие, разбитые о камни, шли в пищу сырьём. Из-за них приходилось подолгу находиться в воде, и раны потому заживали очень неохотно, хотя и не загнивали.

Последнему способствовала ещё одна козырная карта, о которой Хаггар не сразу вспомнил: родовой перстень владетелей Верас, чудом добытый им в последние довоенные дни после побега из королевских застенков. Охотиться за бывшей любовницей и ублюдком маг не стал — не до того было — но оставить им эту реликвию он не мог. Благо, хранился перстень в тайнике, в городском особняке, а противники теневика не ожидали, что тот из тюрьмы первым делом заявится именно туда.

После этого явления от особняка и нескольких соседних домов, к слову, осталась заполненная непонятным шлаком воронка: слишком много артефактов и книг находилось в этом доме, и оставлять врагам то, что не сумел унести, Верас не собирался.

А перстень, помимо всего прочего, служил накопителем магии, и сила, запасённая в нём, стала отличным подспорьем. Пусть Хаггар не умел исцелять, но вычистить раны может не только стихийная магия и целители: тьма и разрушение вполне способны справиться с этой небольшой задачей, да и затворять свою кровь, не позволяя ей вытекать, теневик умел. И экономно, очень скупо расходуя силу, сумел выдержать всё.

За тот месяц, который прошёл с боя под Талеро, маг уже достаточно оклемался. Раны зарубцевались, к рукам вернулась былая сила и скорость, и рацион мужчины пополнился сырой рыбой. Затянулись прорехи в ауре, и та вновь начала запасать магическую силу, так что около недели назад Хаггар телепортом совершил вылазку к жилью, где с помощью банального воровства разжился глиняной миской для воды, кое-какой едой помимо осточертевших сырых даров моря, простой полотняной рубахой и штанами взамен истрепавшихся. Два прыжка и проникновение в погреб зажиточного крестьянского дома выпили все силы, но маг справедливо посчитал это полезной тратой сил: при усиленном питании и резерв восстанавливается быстрее.

Вряд ли кто-то из прежних знакомых смог бы узнать в этом отшельнике не только молодого самоуверенного юнца, каким он поступил на учёбу, но даже того нелюдимого боевого мага, имя которого стало проклятьем и постепенно вытеснилось прозвищем «Выродок» с порой прибавляемым — не иначе как для увеличения значимости — прилагательным «Чёрный» или «Тёмный».

Хаггар здорово похудел, остались одни только кости и жилы. Чёрные волосы с появившейся проседью потускнели и выгорели до невнятного тёмно-серого пепельного цвета. Черты лица заострились и приобрели ещё большую хищность. Вот разве что карие глаза остались прежними, только вместо безразличия и презрения в них поселилась усталая, обречённая злость загнанного зверя.