Спасителей не выбирают

Наблюдал целитель в процессе работы коллеги не за кристаллами — сомнительно, что профессионал способен их испортить, — а за самим теневиком. Просто на всякий случай, чтобы успеть поддержать или остановить, если вдруг что.

Впрочем, бдительность оказалась излишней. Хотя Верас к концу процедуры заметно побледнел против прежнего, но явно здраво оценил свои силы и не попытался зачерпнуть больше, чем имел: несколько пустых камней так и остались лежать сиротливой кучкой.

Угрюмый владетель распрощался и вышел, как будто слегка пошатываясь. Светлый проводил его взглядом и в очередной раз задумчиво качнул головой. Предвидение не являлось его сильной стороной, но сейчас вдруг мужчина очень отчётливо ощутил: для теневика все ужасы ещё только начинаются, война — не самый страшный эпизод его жизни. Но предупреждать Вераса маг не стал. Если бы он мог сказать что-то конкретное, тогда — да; а зачем лишний раз отравлять жизнь и без того не самому счастливому человеку?

А хранитель Варон Присс, последний из своего рода, умер через три часа после этого визита. Незримый оказался милостив к несчастному и забрал его во сне.

Страх был странный. Он не поднимался изнутри, не рождался глубоко в сердце и не заставлял то глухо стучать в горле. Напротив, он приходил снаружи, извне. Сжимал голову холодным обручем, стискивал горло, хватал за руки и тяжёлыми кандалами повисал на ногах, мешая двигаться. Он напоминал ворох сырых ветхих тряпок: вроде бы и поддавался, уступая воле, но клочьями упрямо лип к коже и одежде и терпеливо ждал малейшей слабины или ошибки, чтобы спеленать и задушить в своей охапке.

Страх грыз рёбра и пытался добраться до сердца, но вцепиться в горло пока не рисковал. Сидел на плече и тихонько нашёптывал: «Ты не сможешь отсюда выйти. Ты смертный, ты обречён. Не стоило соваться туда, где живому нет места: живое к живому, а мёртвое — к мёртвому. Ты тоже почти уже мёртв. Стоит ли так цепляться за жизнь? Разве есть в ней что-то стоящее, разве она тебе нужна? Ведь дальше будет только хуже…»

Он, не отвечая, шёл вперёд и старался не слушать подлый шепоток. Страх умеет быть убедительным, и лучший способ борьбы с ним — сделать вид, что его нет. Единственный доступный сейчас способ.

А внутри страха не было. Кому нечего терять — тому и бояться нечего.

1400 год от Великого Раскола, первый месяц осени.

Кирмил, столица Рубера.

Осень — время урожая. Время пожинать плоды того, что брошено в землю весной.

«Посеешь ветер — пожнёшь бурю», — гласит пословица, и прошлый год полностью подтвердил старое изречение. А в этом… В этом ветви плодовых деревьев клонились к земле под тяжестью своих детей, а колосья стояли жирные, тугие, будто отлитые из полновесного золота. В этом году боги оказались милостивы к своим непутёвым детям, и у едва начавших оправляться от потрясений людей появилась надежда пережить будущую зиму.

Ещё весной мало кто всерьёз мог поверить, что война закончится. Казалось, это моровое поветрие не успокоится, не разрушив все города и не втоптав в грязь всех живущих, но…

Сейчас о порядке тоже только мечталось, но он уже не казался недостижимым. Ещё бесчинствовали в иных городах банды, ещё боялись люди выходить на улицу не только ночью, а даже днём, но уже появилась власть. Та, что кропотливо собирала в свои руки все ниточки и подобно хорошей хозяйке, вселившейся в новый дом, тщательно и систематически выметала и выскребала из всех углов пыль, грязь и оставшиеся от прошлых жильцов воспоминания.

Столица оправлялась быстрее всех. Она уже начинала потихоньку походить на себя прежнюю. На некоторых улицах ночью опять загорались фонари, появились дворники, пекарни начали дышать на прохожих свежей сладкой сдобой, и прохожие эти, закрывая глаза, вдруг представляли, что вернулись в прошлое. Сытое, тихое, стабильное прошлое…

Уже давали балы, уже рассылались приглашения на званые ужины и обеды. Во многих таких приглашениях стояли новые имена, да и вечера такие отличались сдержанностью и скромностью. Очень редкая дама рисковала достать из надёжного тайника фамильные драгоценности: кто-то не хотел привлекать к себе излишнее внимание, а кто-то боялся столкновения с прежними хозяевами ценностей.

Но всё равно столица оживала. Чинила крыши, стены, окна. Выметала остатки разрушенных зданий и размечала участки под новые. Мостила дыры в брусчатке, ровняла ямы, латала и гримировала свои многочисленные шрамы.

А главное, в королевском дворце появился король. И казалось, при мысли об этом город блаженно жмурится и испытывает ни с чем не сравнимое блаженство. Потому что в королевском дворце должен жить король. Потому что на Золотой улице должны сверкать витринами лавки ювелиров. Потому что в квартале кружевниц должны мелькать в умелых тонких руках коклюшки, создавая неповторимо-изящный узор. Потому, наконец, что в квартале строителей работа должна кипеть круглые сутки, рождая кирпичи разных цветов и изящную черепицу и создавая красочные проекты новых домов; а не сидеть пара угрюмых стариков-гравёров, высекающих надписи на могильных камнях.