Спасителей не выбирают

— Ты сначала выздоровей, — весело заметила она, когда он нехотя подчинился. — Ты помнишь, как тебя зовут?

— Хаггар, — ответил он. — Или коротко — Хар. Кажется, это единственное, что я помню…

— Ты был очень истощён и измучен, нужно прийти в себя и набраться сил, тогда и память восстановится, — спокойно пояснила Брусника. — Хаггар, — тихо повторила она, будто пробуя на вкус, и нахмурилась: — Злое имя. Звучит как буря: хаг-гар-р! Что это значит? Почему тебя так назвали?

— В честь отца, — неожиданно для самого себя вспомнил он, хотя образ того самого отца и иные подробности жизни по-прежнему ускользали.

— Вот видишь, ты начинаешь вспоминать, — заметила женщина, на мгновение просветлев лицом, но потом вновь сдвинула брови и вернулась к предыдущей теме. — Нельзя называть чужим именем, тем более — знакомого человека, тем более — близкого! Как шаманы твоего рода могли такое допустить?

— Не знаю. Не помню, — поправился он. — Почему — нельзя?

— Чужое имя лишает человека его собственной судьбы, — хмуро пояснила она. — Это жестоко. Твой отец чем-то обидел маму и твой род?

— Не знаю, — медленно качнул головой Хаггар, — мне кажется, здесь что-то другое. По-моему, до сих пор я не слышал, что так делать нельзя.

— Наверное, ты из какого-то очень дикого места, и у вас нет хороших шаманов, — в конце концов решила она. — Может быть, именно поэтому ты оттуда и ушёл.

— Может, там просто другие обычаи? — со смешком уточнил мужчина и, не удержавшись, прикрыл глаза, расслабляясь и наслаждаясь осторожными нежными прикосновениями: Брусника продолжила мягко гладить его грудь. Правда, сейчас он склонялся к предположению, что в этом действии есть какой-то другой, неочевидный и более важный смысл, чем думалось поначалу, но менее приятным от этого оно не становилось.

— Обычаи обычаями, но почему тогда они тебя не вылечили?

— А если я пострадал уже после того, как ушёл?

— Тогда ты ушёл очень давно, — задумчиво протянула она и пояснила: — Шрамы были старые, несвежие, но глубокие. Странные, я не могу понять, от чего. То есть некоторые явно от огня, а вот остальные… Но они пройдут, не волнуйся.

Хаггар молча открыл глаза и медленно поднёс руку к лицу. Он помнил бугрящиеся полосы на руках и точно знал, что их невозможно свести, но оказалось, что предположение это ошибочно: на месте шрамов оставались сейчас едва заметные белёсые пятна.

— Как и почему ты это сделала? — озадаченно спросил мужчина.

— Как обычно. Тело сильное, крепкое, если его попросить — оно само может справиться, — пояснила Брусника. — А почему… неужели они были тебе нужны?

— Не думаю, — тихо хмыкнул Хар. Сказанные женщиной слова ничего не прояснили, но настаивать на подробностях он пока не стал.

— Вот и я так решила, — удовлетворённо протянула шаманка. — Ты красивый, зачем портить?

— Красивый? — растерянно переспросил мужчина. Почему-то это слово в его представлении очень плохо сочеталось с ним самим.

— Очень необычный, но красивый, — подтвердила она. — Ты мне понравился, так что я спрятала тебя здесь.

— Спрятала? От кого? — совсем уж потеряв нить разговора, пробормотал Хаггар. Он почти не помнил свою жизнь, но точно знал, что, даже восстановись память сейчас полностью, прояснить ситуацию это не поможет. Здесь было что-то принципиально непонятное, глубоко чуждое.

— От своих. Вне времени кочевья чужак — большая удача. Новая кровь, огромное благо, а ты настолько необычный и странный, очевидно — пришёл откуда-то из очень дальних мест. Я никогда не видела никого с такими тёмными волосами и тёмными глазами. Я хорошая шаманка, земля меня любит, но мне уже много лет, а до сих пор нет ни одного ребёнка. Вряд ли мне бы позволили заниматься тобой, нашли бы других — моложе и… здоровее, чтобы ты выбрал кого-то из них, — она с тяжёлым вздохом сложила руки у него на груди и устроила на них подбородок. — Я, конечно, не права, нельзя было лишать тебя выбора, но ты мне правда очень понравился.

Женщина ещё раз вздохнула и замолчала, а Хаггар не спешил задавать вопросы, он пытался переварить сказанное. Почему-то слова и позиция собеседницы вызывали внутреннее отторжение, даже почти отвращение, и он никак не мог понять, с чем именно оно связано. Но готов был поклясться: его расстраивает совсем не тот факт, что его от кого-то спрятали и чего-то там лишили.

— Почему я нормально себя чувствую только тогда, когда ты ко мне прикасаешься? — уточнил он наконец, предпочтя сменить тему. Кажется, Бруснике этот вопрос пришёлся гораздо больше по душе, потому что ответила она с куда большим энтузиазмом. Или, скорее, женщину порадовало отсутствие у находки возмущения из-за её самоуправства.

— Ты почему-то совсем не хочешь сам брать силу у Леса, — охотно пояснила шаманка. — Как будто не умеешь, или как будто он сам отказывается тебя питать, я прежде такого никогда не видела! А вот так, через прикосновение, получается. Без неё же твоё выздоровление очень затянулось бы. Ты и так уже больше луны пролежал здесь, и поначалу был совсем бледный и холодный, почти мёртвый. Не знаю уж, что такое с тобой случилось…