«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Показания Рудого относятся к 1937 году. Почему же меня арестовали только в 1941 году, почти пять лет спустя? Этот вопрос был задан мной следователю. Следователь на это мне ответил: «все это время мы за вами следили». И что же вы обнаружили, поинтересовался я. Ровным счетом ничего, на это ответил следователь. Но это не суть важно.

Таким образом, фундаментом всего обвинения осталось, выше приведенное, показание Рудого. Но если бы следствие и суд призадумались на этим показанием, то вряд ли они признали его достоверным.

Где же было вид[а]но, чтобы агент иностранной разведки сообщал кому-нибудь целый «список шпионов», уже отсюда видна ложь Рудого.

Почему же он оговорил вас? (Этот вопрос был задан мне председателем суда). Мне бы казалось, что председатель суда обязан был бы вызвать Рудого[183] и спросить его, почему он, Рудый оговорил меня и потребовать от него подтверждения своего гнусно-ложного оговора, тем или иным фактическим материалом, чего, конечно, суд не сделал.

3. Если бы против меня были выставлены какие-нибудь конкретные обвинения, мне ничего бы не стоило опровергнуть их датами, документами, свидетельскими показаниями и т. д. Ведь насколько моя работа и вся моя жизнь протекала на виду у партийных организаций, у множества членов партии. Отсутствие же таких данных вынуждает меня прибегнуть к доказательству от противного – что, как известно, чрезвычайно трудно. Тем более я попытаюсь осветить два положения:

Первое – то, что вся моя работа на КВЖД была направлена исключительно на благо Родины (что я могу подтвердить соответствующими фактами и документами), что, конечно, не стал бы делать завербованный изменник.

Второе – что для человека моего уклада не существует соблазнов, которые бы могли сделать меня предателем своей Родины в пользу фашистов.

Перехожу к фактам.

1. С 1929 года по 1935 г. я, с небольшим перерывом, работал на КВЖД, туда я был командирован в 1929 году Наркомземом РСФСР для изучения культуры соевых бобов; в период советско-китайского конфликта я вновь вернулся в Москву.

В 1930 г. туда же я был командирован Наркомземом РСФСР для закупки соевых бобов, как посевного материала. То и другое задание я выполнил с честью.

Вопреки моему желанию в 1930 году распоряжением Наркомзема РСФСР и НКПС меня оставили работать на КВЖД в качестве агронома в Земельном отделе.

За период моего там пребывания я выполнял там ряд ответственных поручений, как по партийной, так и по советской линиям. Чтобы не быть голословным, я приведу несколько данных:

1. Ввез в СССР: чистопородных свиней; орловских рысаков; большое количество разных химикатов и химической посуды (было сдано во Всесоюзный институт сои, г. Москва[184]); вывел и ввез ряд сортов соевых бобов, которые в настоящее время являются наилучшими сортами в Советском Союзе. Одновременно с этим, с большим риском для себя, я добыл, изучил и систематизировал материал для составления книги, назначение которой особенно было оценено в военное время с японским милитаризмом. Этот труд был издан по[д] заглавием «Климат Северной Маньчжурии», которая была отправлена исключительно в Советский Союз.

Я здесь не останавливаюсь на еще большом количестве работ, выполненных мною, исключительно на благо своей Родине.

Здесь же я должен констатировать, что в оговоре Рудого имелось еще больше гнусно-лживой клеветы, вплоть до того, что якобы он меня в 1935 г. направил в Наркомзем Союза исключительно для диверсионной работы и т. д. и т. п. Несмотря на большое пристрастие ко мне следствия, все это было отметено, но вот опровергнуть и доказать, что я якобы числился <зачеркнуто, нрзб> в списках чуть ли не на престол Эфиопии, то уж это ни доказать, ни опровергнуть никому не придется.

2. Я потомственный пролетарий, отец мой рабочий землекоп, мать – крестьянка. С 11-летнего возраста я начал свою трудовую жизнь, за тот период много пришлось помыкать горя и пролить слез, работая у подрядчиков и на заводах в качестве маляра, с 16-летнего возраста стал принимать активное участие в революционном движении, не раз из-за этого лишался своего скудного заработка и т. д. В 1918 году вступил в ряды ВКП(б). Партия и советская власть дали мне, полуграмотному рабочему-бедняку, возможность окончить в 1922 г. рабфак, а в 1928 г. Московскую с/хозяйственную академию им. Тимирязева. Партия и советская власть почтила меня важнейшим доверием – работой за рубежом, да еще столь ответственной, что ни при каком ином строе, кроме социалистического, я не смел бы рассчитывать. Мне, человеку, ранее нуждавшемуся в копейке, советская власть и коммунистическая партия создали безбедное существование. Благодаря сталинской заботе моя дочь узнала счастливое детство, получила высшее образование и стала инженером.

После этого можно допустить, чтобы я, сын народа, сделался одним из гнуснейших людей – изменником Родины. Нет, таких непонятных превращений не бывает и быть не должно.