«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Проживающей в г. Москва, пер. Садовских, дом 5, кв.10.

Заявление.

Обращаюсь к Вам с просьбой о пересмотре дела моего мужа, Кузнецова Степана Ивановича, осужденного 1/VII-1949 г. Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58 пп. 1а и 11 и приговоренного к 15 годам лагеря.

Родился он в Горьковской области в крестьянской семье. Мать крестьянка, отец землекоп (оба умерли).

С 11 лет он пошел на заработки. Советская власть дала ему возможность получить высшее образование и окончить с/х академию им. Тимирязева, по специальности агронома.

Он бывший член ВКП(б) с 1918 года.

Я прожила с ним 32 года и не знаю за ним ни одного нечестного поступка по отношению к работе и партии.

Ежедневно, по несколько раз в день, я спрашиваю себя, за что его могли осудить, и не нахожу ответа. Так же и он, сидя 4 года в лагере, сделавшись там инвалидом, думая все об одном и том же: за что? не может найти ни одного нечестного, плохого за собой поступка.

Единственно, что может служить причиной, это пребывание на КВЖД, но он ведь туда был командирован нашим правительством и работал только на пользу Советского Союза.

Арестовали его 25 апреля 1941 года, сидел под следствием 1,5 месяца, а осудили его за 7 минут, причем даже не дали ознакомиться с обвинительным актом. Эту поспешность можно отнести только за счет того, что началась война и разбирать тщательно дело не было времени.

Я уверена и готова дать какую угодно клятву в том, что мой муж совершенно не виновен перед нашей Советской страной.

Сейчас началось время мирного строительства, и мой муж, как специалист, может принести большую пользу на благо этого строительства.

Прошу только Вас, Михаил Иванович, помочь пересмотреть дело моего мужа и внести справедливость в решение.

26/I-1946 г. [подпись Кузнецова]

Архив Международного Мемориала. Ф.1. Оп.5. Д.1348. Л. 144а-144б.

Документ 74. Заявление С.И. Кузнецова Н.М. Швернику (25.01.1947)

Председателю Верховного Совета Союза ССР

Швернику Н.М.

От з/к Кузнецова Степана Ивановича, год рождения 1889. Осужденного Военной коллегией Верховного суда Союза ССР по ст. 58-1а и 58–11 УК на 15 лет ИТЛ с поражением в правах на 5 лет и находящемуся ныне на 17-й лагпункте УВЛ МВД (Коми АССР).

Начало срока 25 апреля 1941 года.

Приговор Военной коллегии Верховного суда Союза ССР от 07.07-1941, года приговоривший меня к столь тяжелому и незаслуженному наказанию, был неоднократно обжалован мною, но, к сожалению, удовлетворительного ответа я так и не получил, но, твердо веря, что в Советской стране можно добиться правосудия, я беру на себя смелость обратиться непосредственно к Вам с просьбой о пересмотре моего дела.

Основания к такому пересмотру заключаются в следующем:

1. Несомненно, что приговор Военной коллегии был бы иным, если бы в процессе следствия и суда соблюдались элементарные требования у[головно]-п[роцессуального] кодекса. Между тем в действительности они были в корне нарушены, а именно:

а) и следствие и суд без всяких законных мотивов отказали мне в вызове свидетелей и даже отказали в очной ставке с человеком, гнусно оклеветавшим, – Рудным (бывший управ[ляющий] КВЖД);

б) обвинительное заключение мне было вручено не за 72 часа до заседания суда, а всего лишь за 12 часов до суда;

в) это вручение было чисто формальное, так как я не имел очков, не мог прочесть его. Понятно, что рассчитывать только на свою память, да еще в таком психологически-неуравновешенном состоянии, в котором находился я в указанный момент, было бы [более] чем опрометчиво, но ничего другого не оставалось делать;

г) нуждаясь поэтому, как никто другой, в защитнике, я просил суд дать его мне, на что председатель суда ответил: «это несущественно, я вам зачитаю обвинительное заключение».

Таким образом, я был совершенно лишен дарованного мне ст[атьей] 111 Великой Сталинской конституции права защиты;

д) слушание моего дела заняло всего 5–7 минут. Спрашивается, неужели за эти 5–7 минут суд серьезно мог разобраться в моем «преступлении»? А ведь обсуждалась не просто кража, а тяжелейшее преступление, перед Советским Судом стоял не мелкий рецидивист, а старый рабочий-коммунист, проведший в рядах ВКП(б) и на ответственной работе почти четверть века, чья работа всегда и всюду была под наблюдением партии.

2. Не лучше обстояло дело и с фактической стороной обвинения. В чем же обвинялся я? В том, что, будучи в бытность мою на КВЖД, я состоял в списке японской разведки. Казалось бы, что для того, чтобы предъявить столь тяжкое обвинение человеку, чья жизнь в течение 25 лет была посвящена честному и усердному служению делу Ленина—Сталина, следствие и суд должны были бы обладать солидным материалом, однако, на поверку, оказалось, что единственной против меня уликой является данное еще в 1937 году показание Рудого. Рудый показал, что якобы какой-то японец показал ему, Рудому, список японских шпионов и в этих списках якобы значилась и моя фамилия. Вот и весь материал, по которому меня осудили к 15 годам ИТЛ.