Спасти Батыя!

Не зря говорят, что у камня нет жил, а у хана не бывает родственных уз. Батыя меньше всего тревожили переживания из-за столкновения внутри семьи, с братом или из-за войны между монголами. Он помнил ответ деда Толую, чем надо пожертвовать. Сыном жертвовать не приходилось, а братом, да еще и двоюродным, он был вполне готов. Как и жизнями тысяч монголов тоже.

Нет, не из-за этого размышлял Батый, глядя на кружившего в небе орла.

Они из одной семьи? Конечно, скорпионы тоже из одной семьи.

Будут убивать друг дружку монголы? Без этого не обойтись, значит, будут.

Батыя беспокоило только то, что, столкнувшись между собой всерьез, тумены сильно ослабнут. И на раненного тигра могут запросто напасть шакалы.

Кроме того, вступившие в столкновение между собой потеряют поддержку среди остальных монголов, но если у Гуюка еще было какое-то оправдание, мол, Батый так и не принес ему клятву верности, то у самого Батыя оправданий не было вовсе. Потому он и стоял, делая вид, что вовсе не собирается нападать на Великого хана. Но этим никого не обманешь, потому и выжидают остальные принцы, следят, кто из братьев ослабнет больше, а кто выйдет победителем в этой схватке. Проигравшего примутся бить со всех сторон, но кто сказал, что и на потрепанного победителя не нападут исподтишка?

Победитель обязательно ослабнет, значит, найдутся те, кто поспешит выйти из-под его власти, перебежать к другому или просто отделиться, перестанут платить дань, значит, придется многое завоевывать снова. И все потому, что два брата не смогли поделить между собой огромные земные просторы, которых с лихвой хватило бы еще на десяток правителей.

Но совесть отнюдь не мучила Батыя, он не переживал из-за гибели тысяч воинов, из-за разорения земель… Просто получалось как у узкого одеяла: как ни повернись, все равно один бок снаружи. Победить значило поставить себя против всех остальных, проиграть – подставить свою голову под меч. Ни то ни другое нельзя.

А что можно?

Вот об этом размышлял Батый, глядя на полет птицы. Орел нашел жертву, он вдруг камнем упал вниз.

Батый вздрогнул, он ведь прекрасно знал, что должно произойти в ближайшие дни. Если не произойдет, то другого выхода, как биться насмерть, у него просто не будет. Гуюк и сама жизнь выбора не оставит. А пока он есть. Пока…

Увидев, как орел камнем упал вниз, хан загадал: если удастся схватить жертву, то и у него все получится. Птица взмыла вверх, с трудом удерживая в когтях что-то большое, совсем не зайца. Хан мысленно просил: не упусти, донеси, словно от успеха орла действительно зависел и его собственный.

Вообще-то хана запрещалось беспокоить, когда он вот так размышлял сам с собой. Никто бы не решился, но случай был слишком важным.

Батый с неудовольствием отвлекся от созерцания орлиной охоты. Что случилось, неужели Гуюк так близко, что его посмели потревожить?

Гонец упал ниц, не дойдя несколько шагов, но по знаку хана снова приблизился:

– Великий хан Гуюк передал послание…

Батый протянул руку. Свиток был старательно запечатан, в другое время хан позвал бы кого-то, чтобы прочитали, но на сей раз почему-то делать этого не стал. Удостоверившись, что печать действительно поставлена Гуюком, чуть усмехнулся:

– Где Великий хан?

Он не стал добавлять привычное славословие в честь Гуюка, уже одно это говорило о напряженности положения. Гонец чуть испуганно вздрогнул, но ответил:

– Великий хан в Коялыке, да продлятся дни его…

– Продлятся, продлятся, – усмехнулся Батый, жестом показывая кебтеулу, чтобы придержал гонца.

Перед тем как сломать печать, Батый снова замер, это послание могло означать что угодно. Если Гуюк прислал его сюда, значит, знает, где он находится, знает и то, сколько у противника сил. Тогда что это, предложение приползти на коленях с повинной, чтобы полетела голова с плеч? Требование убраться в свой Сарай и сидеть, пока его судьба не будет решена курултаем? Гуюк не дурак и прекрасно понимает, что ни того, ни другого Батый не сделает.

Батый подержал скрученное трубочкой послание в руке, словно взвешивая его. Если Гуюк просто требует, чтобы Батый пришел с поклоном и принес ему клятву верности, потому что до сих пор этого не делал, то для всех Великий хан прав, ведь Батый не подчинился решению курултая. Недоволен? Кто мешал приехать и попытаться убедить всех в другом? Кажется, впервые за долгое время Батый задумался, правильно ли поступил, не поехав после смерти Угедея в Каракорум и позволив выбрать ненавистного Гуюка? И снова решил, что сделал все верно, никакой надежды добиться своего у него не было, а западные завоевания можно было в одночасье потерять, да и собственную жизнь тоже.

Нет, что сделано, то сделано, даже если это ошибка, то жалеть о прошлых ошибках больше, чем думать о будущих победах, глупо, тогда вместо побед будут новые ошибки. Нужно думать о том, что есть сейчас, и о том, что может произойти, а не о том, что уже случилось.