В досье даже были фотографии его подружек — пять или шесть. Я просмотрел их, надеясь, что хоть симпатичные мордашки наведут меня на след истины.
Увы. Очень милые девушки. Но никакого намека на странности Леграна в них не было.
Разве что…
Я вывел все фотографии на одну страницу и посмотрел внимательнее.
А ведь верно!
Они все были похожи. Темные коротко стриженные волосы, высокий лоб. Одинаковый овал лица. Похожие глаза — миндалевидные, чуть восточные, хотя больше ничего восточного в лице нет.
Когда я разглядывал фотографии поодиночке, они казались не слишком похожими. А вот сейчас сходство было несомненным.
Я задумчиво поводил пальцем по досье, сводя все фотографии воедино. Скомандовал.
— Смешать!
Возникла одна фотография. Планшет у меня не самый мощный, но программы я стараюсь ставить качественные. Вполне гармоничное, даже красивое лицо. И смутно знакомое.
— Провести опознание.
Планшет поморгал огоньками, цепляясь к корабельной сети. И буквально через несколько секунд выдал: «С вероятностью 90 % — Одри Хепберн, актриса англо-голландского происхождения, родилась в Бельгии (см. в рубрике „Все государства прошлого“) в 1929 году, умерла в Швейцарии в 1993 году от рака (см. в рубрике „Все болезни прошлого“). Подробнее?»
Еще семь процентов вероятности планшет отдал русской актрисе Наталье Гусевой, а три — какому-то старому американскому певцу.
Так вот в чем твоя тайна, Рене Легран!
Я почувствовал себя так неловко, будто прочитал чужие интимные письма, полные нежности и искренних чувств. Потенциальный извращенец и злодей, ловко таящийся под маской добропорядочного гражданина, исчез. А вместо него возник персонаж мелодрамы… в которых как раз блистала Одри Хепберн.
Умерла в 1993 году. Символично, Рене как раз в этом году родился.
Вырос — и полюбил женщину, умершую до его рождения.
Что ж, можно было не сомневаться, что именно он захотел на Тире. Встретиться с Одри Хепберн. Провести с ней два месяца невозможного в природе счастья.
Теперь осталось понять, что же он совершил…
Три следующих дня я разбирался в законах тироков. Их русского или английского перевода не было, машинному переводу я не доверял — слишком много нюансов, которые компьютер легко мог перевести с точностью до наоборот.
Поэтому я, морща лоб и вспоминая годы стажировки, читал двиарский вариант Уголовного кодекса планеты Тир.
В общем-то ничего особо необычного в нем не было.
Преступления против собственности, то есть воровство — в разных формах. Забавным было разве что «воровство чужой запатентованной или общепринятой внешности», с отягощением в виде «воровства генетического кода». Тут я на время отвлекся на биологические справочники и вскоре впал в задумчивость. Тироки действительно меняли не только внешнее и внутреннее строение организма, они перестраивали даже свой генетический код!
Я знал, конечно, что все разумные расы Галактики восходят к одному давно исчезнувшему прародителю (оптимисты считали, что он не исчез, а затаился, пессимисты, как ни странно, придерживались того же мнения). Но генотипы разных рас, конечно, все-таки разнились сильнее, чем у человека и, к примеру, белой мышки.
Был свой уникальный генотип и у тироков. Но во время превращения в иную форму тироки могли либо копировать внешнее и внутреннее строение (это назвалось метаморфозом первого рода), либо создать у себя вторую структуру ДНК! Полностью соответствовать объекту копирования — это и было метаморфозом второго рода. Собственное ДНК тироков при этом оставалось в клетках, но было неактивным, дремлющим.
Об этом я, если честно, не знал. Двести разумных рас — и у каждой что-то свое, особенное…
Преступления против личности у тироков тоже были привычные. Убийство, причинение телесных повреждений, потребовавшее длительного восстановления и так далее. Здесь единственным оригинальным моментом было «закрепление образа» — действия, направленные на удержание тирока в том или ином облике, совершенные против его явно высказанного желания, связанные с насилием, угрозами или обманом.
Я задумался.
Интуиция подсказывала мне, что преступление Рене Леграна крылось где-то здесь. Именно в этих двух особенностях — способности дублировать чужой генетический код (его не удовлетворила бы внешняя копия Одри, ему нужен был точный дубликат!) и «закреплением образа» (ему не хватит двух месяцев, ему нужна вся жизнь!).
Снова порывшись в досье, я ничуть не удивился, наткнувшись на упоминание о том, что на каком-то аукционе Рене приобрел «медальон с прядью волос известной актрисы». В досье имя не упоминалось, за что я собирался по возвращении высказать компании свои претензии. Но в общем-то я не сомневался — тирокской путане была выдана не только фотография актрисы, но и образец ее ДНК.
И фильмы с Одри Хепберн, очевидно. И мемуары. И аудиозаписи.
Рене все-таки был маньяком — сентиментальным, романтичным, но абсолютно зацикленным на одной идее.
Что же он натворил…
Но это я понял только по прилете, приехав на прием к земному консулу.