Спасти Державу! Мировая Революция «попаданцев»

Тот прочитал быстро, охватывая глазами весь текст. И, не сдержав искреннего изумления, хмыкнул. С такой белой пропагандой он еще не сталкивался, прежняя была слишком наивна, взывая к рассудку. Будто у толпы может быть разум в этой кровавой круговерти!

Нет, эта листовка прямо-таки резала привычными словами — «Московская деспотия», «алчная столица», «теперь не прежние времена», «Сибирь заново не станет московской колонией», «хватит пить с сибиряков кровь и тянуть жилы», «не дадим им жрать наш хлеб с маслом», а также прочие термины, отнюдь не безобидные.

Но главное было в самом конце, угрожающим тоном, чуть ли не ударом кулака по столу. Но и нотки довольно примирительные тоже проскальзывали. Эти моменты Троцкий уловил сразу же и поднял глаза на Ленина — тот торжествующе улыбался, сверкая глазами.

— Феликс Эдмундович, скажите, как сибирское кулачье относится к наложенной на них продразверстке?

— Резко отрицательно, Владимир Ильич! Мятеж неминуем! Особенно после таких призывов к населению!

Дзержинский негодующе дернул бородкой и крепкими пальцами смял листок, бросив его в корзину.

— Ну, тогда мы ее проводить не будем! Зачем нам принимать политически неправильное решение?

Такое откровенное заявление Ленина ошарашило его собеседников кипятком — Троцкий с Дзержинским вначале изумленно переглянулись, а затем жадно впились в вождя взглядами, как бы требуя от него объяснений. Тот в ответ захихикал.

— Лев Давыдович! А мы сможем сдержать в Сибири белую сволочь, если этим июнем они начнут продвижение до Омска и далее, вплоть до Урала?! Как и грозят нам открыто в этой бумажке! Нет, я им верю, батенька, а потому спрашиваю — что будет с советской властью и Восточным фронтом, если одновременно с этим белогвардейским наступлением всю Западную Сибирь охватит пламя беспощадного кулацкого мятежа?!

— Наша 5-я армия неминуемо погибнет! А совдепы будут вырезаны до последнего коммуниста! — Троцкий лязгнул голосом и даже привстал с кресла. — Погибнут все пять дивизий, которые просто не удержат фронт и не принесут пользу пролетарской революции своей гибелью. Слишком велико, даже чудовищно велико неравенство в силах, а перебросить резервы на восток мы не в состоянии!

— Так надо подумать, как вывести наши сибирские дивизии на Урал! А лучше перебросить их на польское направление! И по возможности немедленно, батенька!

В кабинете воцарилась тягучая тишина, Троцкий с Дзержинским онемели, переваривая слова Ленина. Их молчание нарушил нарочито веселенький, с подлинкой, смех вождя.

— Эта листовка показывает нам не их силу, товарищи, а слабость. Сибирь мы вряд ли удержим, но дальше, за Уральские горы, беляки не пойдут! В этом слабость всех сепаратистов и националистов. Они ограничены даже в своих требованиях. А потому не могут быть гибкими и учитывать требования текущего политического момента.

Троцкий еле заметно поморщился — не может вождь без политического словоблудия обходиться, даже оставаясь наедине с верными соратниками, но явственно никогда недовольства не показывал.

Зачем головой и нервами рисковать, и тем паче сейчас, когда рядом Дзержинский глазами в его сторону зыркает?! Замыслил недоброе? От него всякой пакости можно ожидать — вельми крут и зело свиреп, как говорят про таких русские.

— Нам принадлежит выбор! Нам, а не им, мои дорогие товарищи!

Брест

— Ничего, панове, мы еще посмотрим! — с нескрываемой угрозой в голосе прошептал Пилсудский и тяжело поднялся с кресла. Прожитые годы и бурная молодость оставили на душе и теле глубокие следы.

Его брат Бронислав вместе со старшим братом большевистского вождя Ульянова-Ленина проходил по делу «вторых первомартовцев» тридцать с лишним лет тому назад. Самого Юзефа тоже привлекли к суду — тогда он назвал себя на следствии белорусом, а не поляком, и загремел только в ссылку на пять лет.

Прошло еще немало лет, но именно он смог организовать первые польские воинские формирования в австро-венгерской армии, неплохо дравшиеся с русскими на фронте.

Неделю назад «начальник государства» подписал соглашение с «головным атаманом» Симоном Петлюрой, по которому тот передал Польше всю западную часть Украины — Галицию и Волынь, где господствовала униатская церковь.

Петлюре деваться было некуда — он просто признал польские захваты и обещал, что православная часть Украины пойдет с Польшей на федерацию — в его ситуации сам Юзеф обещал бы намного больше.

Взамен Пилсудский предложил помочь основательно потрепанному поляками и красными хохляцкому воинству освободить от большевиков всю Правобережную Украину. При этом искренне надеясь, что наступление поддержат многочисленные петлюровские мятежники, чьи банды, другого слова и не подберешь, господствовали на данной территории, внося смуту и подрывая большевикам тылы.

Момент был выбран удачный — главные силы Красной армии оказались прикованы к Дону, где временное затишье грозило взорваться грохотом очередной русской междоусобицы.