Спасти Державу! Мировая Революция «попаданцев»

— Надо же, вспомнишь — и вот они, легки на помине.

В парке застыли несколько черных фигур в узнаваемой кожаной униформе. Бдительно охрану несли, везде, где только возможно. Генерал усмехнулся еще раз и уселся на лавку, навалившись на спинку. Достал из кармана коробку папирос и коробок, чиркнул спичкой.

Выдохнул клуб дыма — первая затяжка для него была всегда сладостна. Да и курил он теперь уже намного меньше, чем раньше, о чем не жалел. Дело в том, что военная этика разрешала генералам и офицерам курить только в помещениях, но не на улице, тем паче стоя или на ходу.

Вот только так сидя на лавочке в тенистом парке и можно было покурить, но никак иначе — моветон. Да и жена все чаще и чаще мягко журила его за дурную привычку.

Егеря остановились неподалеку, не приближаясь к генералу, но держали автоматы наготове. Мимо лавки прошел молодой чекист, совсем еще безусый парень, бросил на отдыхающего генерала любопытствующий взгляд.

Так посмотрел, мельком, видно, приказ имел — к военному министру не приближаться. С другой стороны парка появился еще один в кожанке, но смотреть на него Арчегов не стал.

«Пусть ходят, где хотят, — насчет парка мы с ними не договаривались. — Генерал закрыл глаза. — Надо же, никогда не думал, что попаду в столицу, после того как в госпитале отлежал. И прав был и ошибся при этом. На три четверти века. С той войны».

Он вспомнил раскаленный воздух, что обжег его в БМД, как задыхался от боли, как горело живое человеческое тело. И голос с тех времен ворвался в его мозг.

— Гвардии майор Ермаков! Разрешите поговорить с вами!

Чужой голос наяву ударил обухом…

Севастополь

Теплый майский ветерок ласкал лицо, соленый морской воздух до сих пор будоражил кровь старого моряка. С высокого мостика линкора «Адмирал Ушаков», флагмана Черноморского флота, вся Ахтиарская бухта и город были как на ладони, мирный город, будто не было шести лет войн и смуты, а вернулось то благословенное время, уже почти забытое.

— Может быть, и вернулось, — адмирал Колчак печально усмехнулся, тонкие губы сжались, — вот только флота у нас нет…

Громады броненосцев, приткнувшиеся к берегу темными коробками ржавеющего металла, бывшие раньше грозною силою, которая гоняла по морю даже «Гебен», резали глаз.

«Прав был фельдмаршал Кутузов, когда сказал, что он даже не вздохнет по англичанам, если узнает, что их проклятый остров уйдет под воду. Трижды прав!»

Колчак хотел выругаться в три боцманских загиба, но не стал, зная, что за ним смотрят десятки матросов и офицеров, занимавшихся своими делами на просторной палубе линкора.

Гнев адмирала был вызван отношением к тем гадостям, что устроили «просвещенные мореплаватели» Черноморскому флоту. Весною прошлого года союзники, среди которых первой скрипкой, как оно водится всегда, играли англичане, бросили Крым на произвол большевиков.

Но потрудились изрядно перед этим — взорвали паровые машины на всех русских броненосцах, крейсерах и миноносцах, на которые не смогли наложить свою загребущую лапу. Из подлости своей — чтоб красные или белые, не важно, флота на Черном море не имели.

Подводные лодки наскоро затопили, выведя их из бухты на буксирах, а самые лучшие корабли, включая новейший линкор, единственный уцелевший из трех построенных, увели как свои трофеи в Константинополь. Заодно всласть пограбили богатые флотские запасы, накопленные за годы войны, а склады боеприпасов взорвали.

Лишь благодаря бешеной энергии вице-адмирала Саблина да верных долгу морских офицеров белые смогли увести в занятый Добровольческой армией Новороссийск крейсер «Генерал Корнилов», пару эсминцев, подводную лодку да десяток мелких судов.

Однако уже осенью лощеные британцы со скрежетом зубовным вернули обратно хозяевам уведенный линкор и другие корабли, но выставили круглый счет «за спасение русского флота».

Адмирал, будучи тогда в Омске, не сдержался и наговорил резкостей британскому послу. Его жгучая ненависть к союзникам, появившаяся в Сибири, здесь, в легендарном городе русской морской славы, еще более укрепилась. Александр Васильевич всем сердцем жаждал сторицей отплатить за перенесенные унижения и обиды.

Вот только сил у истерзанного осколка белой России не было, так же как и могучего флота. Вечным сном застыли лучшие броненосцы: «Три святителя», «Святой Пантелеймон», «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» — и хода дать никогда не смогут, и пушки приведены в негодность. Ремонтировать их накладно, да и не нужно по большому счету. Век броненосцев прошел с появлением дредноутов.

Два более старых броненосца выглядели намного лучше. «Георгий Победоносец» давно, еще до Мировой войны, был лишен шести орудий главного калибра в 12 дюймов, назван штабным кораблем и даже малый ход мог дать. Англичане его из строя не выводили, в расчет не приняли, что русские могут эту рухлядь использовать.

Второй броненосец, «Ростислав», со взорванными паровыми машинами, мог использоваться в качестве плавучей батареи. Его 10-дюймовые пушки британцы посчитали слишком несерьезным оружием, а потому главный калибр броненосца уцелел в отличие от «собратьев».