Спасти Элвиса

– У нас имеется информация, что это не так.

Повисла пауза.

– Довожу до вашего сведения, что укрывательство носителей бешенства наказывается по триста восемнадцатой статье административного кодекса. В случае если по вашей вине возникнет очаг инфекции, предусмотрено уголовное наказание.

Мать Коростылевой принялась кусать губу.

– Повторю, – сказал я, – у нас есть достоверная информация, касающаяся присутствия в вашей квартире возбудителей бешенства.

Тут весьма кстати водитель машины во дворе бибикнул. А пожарные машины так бибикают, что стекла иногда вылетают. Женщина вздрогнула и, насупившись, спросила:

– Кто вам сказал?

– Это конфиденциальная информация, – с американским акцентом выдал вдруг Питер – порождение мира добровольных осведомителей, конфиденциальной информации и сотрудничества населения с властями.

– Я знаю, кто это! – Женщина с ненавистью посмотрела в сторону площадки первого этажа. – Эта! Это эта!

– В управление МЧС поступил сигнал, – заявил я. – В свете проводимой в настоящее время городской операции...

– Ну, дрянь! – мать Коростылевой погрозила вниз кулаком.

Маленькие коммунальные войны, радость сердца. Теперь наш визит станет причиной конфликтов на ближайшие полтора года. А так и надо. Надо своих детей воспитывать в уважении к порядку, а не любителями животных. Если все будут любить животных – до чего мы так докатимся?

– Вы собираетесь сотрудничать?! – дребезжащим голосом спросил младший дератизатор Питер Паркер.

– Да! – нервно ответила женщина.

– Я внесу вас в список лояльных граждан, – заверил я.

– Развела тут зверинец... – раздраженно сказала женщина и пропустила нас внутрь.

Это скорее всего относилось к Коростылевой-младшей, видимо, согласия между Коростылевой-старшей и Коростылевой-младшей не было. Когда мы проследовали в коростылевскую комнату, я понял почему.

Комната Коростылевой-младшей представляла собой настоящий филиал зоопарка. Под потолком были развешаны клетки с птицами. Скворцы, галки, вороны, голуби, несколько куцых перепелов и какие-то совсем маленькие и совсем невзрачные птицы, я подумал, что соловьи. Клетки были явно самодельные, а птицы сидели смирно и пришибленно, вращали бусинками глаз.

Вдоль стен тянулись книжные стеллажи, на которых, впрочем, книг видно не было, а были клетки. Такие маленькие сердитые клетки, в которых сидели маленькие сердитые животные. Я опознал нутрию, ежа, одноногую белку, мелкую и по виду чрезвычайно злобную собачку с полным отсутствием породы, два зверя были мне незнакомы, такие длинные. Было несколько перелинявших зайцев и что-то вроде енота.

И эти тоже сидели смирно и не галдели, видимо, с нарушителями режима тут проводилась грамотная воспитательная работа. Кстати, я также отметил, что не было запаха. Совсем не было. Обычно даже один-единственный кролик умудряется изрядно попахивать, а тут... Животные не только не издавали звуков, они даже не пахли. Видимо, у Коростылевой был на самом деле звероводческий талант.

Наивный Питер протянул было к зайцу палец, но заяц немедленно постарался его за этот палец цапнуть. Заяц, а хищник.

В нижнем ярусе комнаты располагались посудины со всевозможными рептилиями и земноводными. Черепахи, тритоны, ужи, еще какая-то мокрая и скользкая пакость.

В центре тумба с аквариумом.

Аквариум был самой мрачной деталью помещения и походил на настоящее болото. В водоеме сидел огромный усатый сомик, похожий то ли на угря, то ли на змею. Этот сомик пребывал в постоянной активности, в результате чего вода была взбаламучена, растения плавали поверху, и даже минимального эстетического удовольствия от этой помойки получить было нельзя. Впрочем, вполне может быть, у Коростылевой были свои, альтернативные представления о прекрасном.

Все животные были мрачными и угрюмыми, никаких жизнерадостных рыжих кроликов, никаких ярких попугайчиков, никаких пестрых рыбок, ничего веселого и приятного глазу. Коричневые краски, крапчатые расцветки, все маскировочное, унылое, серое или цвета мокрого асфальта.

Странно, что не было вместилищ для змей, пауков, скорпионов и других ядовитых существ, наверное, Коростылева, как любая женщина, их не очень жаловала.

А еще я отметил большой прозрачный ящик с красным крестом на боку. Дверца ящика была прозрачной, сквозь нее виднелись пузырьки с лекарствами, бинты, шприцы и набор хирургических инструментов. «Интересно, – подумал я, – Коростылева на самом деле подбирает всех этих животных и ставит их на крыло или ловит их в здоровом состоянии и уже потом лечит до смерти?»

Ответа на этот главный вопрос комната не давала.

Вообще, единственным светлым пятном являлось окно. На подоконнике был установлен обширный плексигласовый вольер, в котором напропалую резвилось десятка два белых крыс.

Здоровенных. Толстых. Размером с Элвиса. Такие стероидные крысы, могучие.

Это было странно – с такими вкусами Коростылева должна была содержать обычных серых крыс, тех, которые в изобилии водятся в подвалах, на помойках и в других неприятных местах. Но у Коростылевой были крысы только белые.