Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем

— Давай подумаем, пара часов у нас есть, сани готовы. А там сваливаем, чую, что цепной пес сорвался и к полуночи на станции будет. Дай папиросу!

— Ты же некурящий?!

— Закуришь тут… От таких подарков!

Бокий достал кожаный портсигар, бережно вытянул оттуда папиросу. С куревом совсем худо — красноармейцам изредка давали махорку, краскомам почаще. О табаке все давно забыли… Кроме ответработников партии и чекистов — спекулянтам ведь до ужаса жить хочется, потому исправно снабжали хорошими папиросами дореволюционного производства, зарубежным трубочным табаком и длинными сигаретками, иногда настоящими сигарами в цветных обертках — интервенты свои войска снабжали прилично, и множество ходового товара осело на черном рынке. А со спекулянтами у советской власти разговор короток — вставай к стенке, гадюка! А если ты человек умный, то сразу поймешь, что к чему, и сам прибежишь куда надо!

— Это орден, иначе быть не может, — первым высказал свое мнение Бокий. — Золотой, эмаль хорошая, в центре барельеф «старика». Кажется, из платины, серебро светлее будет. Дорогая штучка. Номер трехзначный, ого! Сверху красное знамя с соответствующей надписью. Зачем? И так понятно, что наш Ильич в центре. Думаю, что этот орден носит его имя.

— Согласен. Добавлю, что это высшая награда еще не появившегося СССР. Иначе быть не может!

— У «Знамени» счет уже за тысячи пошел, а тут пять сотен. Резонно!

— И сей орден не Фомина, а его цепного пса, что укрылся под именем Шмайсера. Тогда его Путтом звали, а он зачем-то имя своего дружка взял, что пермскую губчека взорвал.

— Для страха, наверное. Или память решил так сохранить, тевтон ведь, что у них в умах творится? Сентиментальные до жестокости.

— Злопамятен, гад! И настырен! Молод еще, но опытен, вояка матерый. А потому, Глеб, скажу прямо — это его орден! Нюхом чую!

— Ты что?! С ума сошел! Кто наградил эту контру таким орденом?!

— Да не награждали его, Глеб! С убитого он снял и хранил у себя еще с той жизни! Он же покуражиться любит! Потому и нам прислал, да еще с намеком — вас тоже такое ждет!

— И на коробочке кровь оставил…

— Это еще один намек, Глеб. Подумай, какое государство сейчас такие цвета имеет? — Лицо Мойзеса, и без того страшное, исказила гримаса ярости.

— Япония, твою мать! — Бокий посерел лицом, а голос дал петуха.

— Их батальоны напали совместно с белыми в Иркутске. Японцы натыкали свои гарнизоны по всему Дальнему Востоку. И теперь они уже здесь — завтра-послезавтра их солдаты уже пойдут в бой. Это нам намек — ваш будущий СССР захлопнется крышкой, как эта коробочка. И кто это сделает, яснее некуда!

Это не Фомин, это та молодая сволочь, что впилась в мой след. Куражится, гад, победу предвкушает!

— Эх, ты, — Бокий пустил матерную руладу, а потом закурил — пальцы дрожали, папироса мелькала огоньком из стороны в сторону.

— А это нам напоследок! — Мойзес извлек из коробочки несколько монет, с минуту их разглядывал. Бокий даже привстал с лавки, чтобы посмотреть, но тут лицо товарища исказилось таким бешенством, что начальник ОС СПУ отшатнулся.

— Сволочь! Еще и глумится над нами, гаденыш! — по столу покатился желтый кругляшок с двумя поменьше, светлыми. Бокий быстро прихлопнул ладонью, остановив монеты, и подгреб их к себе. Затем взял одну, что была самой большой, и принялся ее рассматривать. Молчал с минуту, а затем рассмотрел монетки поменьше, и его лицо покрылось багровыми пятнами.

И было от чего побагроветь — первая монета оказалась размером и весом в привычный золотой десятирублевый империал. На гурте шла привычная надпись — «1 золотник 78,24 доли чистого золота». Зато реверс и аверс монеты были совершенно другими. На лицевой стороне по кругу шла надпись — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», а в центре был герб РСФСР. А на оборотной стороне был изображен крестьянин, сеющий хлеб, выбит номинал — «один червонец» и год — 1923-й.

Другие монеты оказались двадцатикопеечными, выпуска 1924 и 1932 годов. Герб был чуточку изменен, с буквами СССР на первой монете и надписью «Союз Советских Социалистических Республик» на второй. Вот только монеты отличались между собой, как небо и земля. Первая была серебряной, в точности как царская, только герб иной. А на обороте второй отчеканен рабочий с молотком возле щита или наковальни, на которой был выбит номинал — «20 коп.». Вот только вместо серебра какой-то железный сплав.

— Мерзавец, — согласился Бокий и усмехнулся. — Занятные монетки. Зато теперь ясно, что СССР у нас будет через четыре года, и основатель выбит на ордене. А раз монеты можно чеканить в мирное время, то понятно, что война окончится не позднее 1923 года.

— И свои деньги мы будем чеканить на основе царских! Полностью подобных тем, что ходили при Николае. Какой из этого можно сделать вывод?

— А тот, что мы с ними вынуждены торговать. Они наши соседи, с порченой монетой много не наторгуешь.

— А не пройдет и десяти лет, как мы положим зубы на полку. — Мойзес взял пальцами монету 1932 года. — С таким «серебром» не отправишься за покупками. Или я не прав, товарищ Бокий?