Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем

— Это просто замечательно, батенька! Если на переговорах беляки упрутся, то мы бросим им кость, которой они подавятся. Отведем войска за Свирь и очистим Карелию. Пусть владычествуют над чухонскими болотами, а заодно и восстановят железную дорогу на Мурман.

— Это как понимать, Владимир Ильич? — Троцкий опешил от ленинского предложения. Делать уступки, когда вынуждают, это одно, большевикам тут не привыкать, «Старик» недаром говорит, что настоящий коммунист обязан съесть дерьмо, если нужно. Но просто так отдать? В голове не укладывалось. И тут его мысли прервал зловещий смешок вождя.

— Удивлены, батенька?! А зря! Финляндия давно зарится на Карелию, сейму хочется расширить пределы «державы». А нам тогда зачем мешать — пусть нападают на Миллера, благо их территории, после нашего отхода, соприкоснутся. В этой войне они полностью обессилят друг друга, и тогда придет Красная армия и советизирует их опереточные «образования». Вот так-то, Лев Давыдович. Так что подумайте, как нам быстро отвести войска.

— Это замечательно, Владимир Ильич, я не нахожу слов…

— Не находите? И зря, батенька, вам придется их найти. Немедленно телеграфируйте Сиббюро и лично Эйхе, что ведет переговоры с генералом Арчеговым. Пусть подписывают перемирие на условиях сложившейся на этот час линии фронта. Мы даже готовы отдать юг Карелии до Свири, Петрозаводск взамен отказа от Омска, — Ленин опять забегал по кабинету, зачем-то отдернул штору и с минуту пытался разглядеть покрытые ночной темнотой стены Кремля. Что он там увидел, непонятно, но Ленин повеселел. Затем снова зашагал по ковру, подойдя к Троцкому.

— Наш латыш может дать монархистам какие угодно гарантии, что ему только на ум взбредет. Пусть говорит, что мы уважаем право народов на самоопределение. Пусть у них будет этот, как его — «царь Сибирский». Но никак не император — такое упоминание для нас уже опасно. Слова ничего не значат, как и уступки — все равно мы их будем соблюдать постольку поскольку. Так! А какое время они нам отвели для положительного ответа — трое суток? Ведь так, Лев Давыдович?!

— Уже двое, Владимир Ильич, — Троцкий заулыбался. — Но я прикажу за эти 50 часов всемерно усилить наступление, где только возможно. И отодвинуть будущую границу в нашу пользу. Но только там где это выгодно для будущего наступления. И наоборот — кое-где придется очень быстро отводить войска, гм, ха, гм…

— Вы правильно понимаете политику, батенька, очень правильно. А за два месяца много воды утечет, так что это нам даже на пользу. Они перемирия хотят?! Ну что ж — они его получат!

Новониколаевск

(7 марта 1920 года)

— Армия на пределе сил, она полностью обескровлена. — Военный министр Арчегов говорил спокойно, однако голос сделался настолько скрипучим, что всем сидящим за большим столом для совещаний стало ясно — командующий еще сглаживает обстановку.

За эти месяцы министры Сибирского правительства уже хорошо узнали манеры и интонации голоса молодого коллеги, а потому переглянулись с озабоченным видом.

Лишь государь Михаил Александрович, сидевший с другой стороны стола, рядом с генералами Фоминым и графом Келлером, сохраняли пресловутое олимпийское спокойствие — просто военные намного лучше знали обстановку. Да, армия обессилена, но красным еще хуже, намного хуже — у них фактически не осталось регулярных частей. Рабочие и партизанские отряды, брошенные в контратаки на наступающие бронепоезда и «маньчжурские» батальоны, понесли чудовищные потери.

— Нам нужно время на приведение войск в нормальное состояние, провести необходимые реформы и перевооружить армию, сформировать нормальные кадровые дивизии, в конце концов. Потому передышка настоятельно необходима…

— Я полностью согласен с вами, Константин Иванович, — Вологодский выступил первым в поддержку командующего, хотя это было обычно против его правил, премьер-министр, по обыкновению, дожидался, пока свои мнения не изложат все члены правительства. И лишь потом, с учетом всего изложенного, высказывался окончательно, подводя итоговую черту.

— Мы наступаем чудом, и если бы не имели открытой поддержки японцев, то ситуация стала бы просто катастрофичной. Но вот условия заключенного перемирия, на мой взгляд, несколько жестковаты.

— У меня не было выхода, Петр Васильевич. Омск нам ничего не давал, кроме лишних потерь и головной боли. Да, красные не признали наших притязаний на верховную власть в обновленной России, как его величество Михаила Александровича в качестве императора, — Арчегов коротко поклонился в сторону «царя Сибирского».

— Но против монархической Сибири они не имеют ничего против. — Тут генерал ухмыльнулся, лицо исказилось торжествующей гримасой.

— Лишь бы мы действительно являлись независимыми. Эйхе с кислой рожей заявил мне, что ленинское правительство всегда выступало за право наций на самоопределение. Деваться им некуда, господа, но у них есть пространство для политического маневра, и вы знаете почему.