Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем

— Еще значительными, граф, — Фомин повернулся к Келлеру. — Перед вашим корпусом потрепанная 27-я дивизия красных, которую спешно усиливают мобилизованными пролетариями из Новониколаевска и Томска. С Алтайского направления перебрасывается 26-я дивизия, от Омска в Новониколаевск на днях подойдет 51-я дивизия Блюхера. Их лучший начдив, отмеченный уже тремя орденами Красного Знамени. Дивизии имеют большой некомплект, их спешно пополняют местными большевиками, рабочими и партизанами. Так что по десять тысяч человек в каждой имеется.

Келлер с Петровым переглянулись — у красных было вдвое больше сил, чем в частях корпуса. Это не пугало, нет — закаленные и испытанные солдаты могли опрокинуть и сильного противника, но численный перевес есть определенный фактор, который следует учитывать.

Фомин посмотрел через стекло на закамуфлированные туши столпившихся на станции бронепоездов. Десять единиц, включая четыре бывших польских и три русских плюс две бронированные батареи — чудовищная сила, способная проломить путь на запад. Но сейчас полностью бесполезная — дорога у Ижмарской будет расчищена от брошенных в эвакуации эшелонов только через три дня. Вообще-то рассчитывали на неделю, но Шмайсеру удалось сделать невозможное.

— Если не прорвать позиции красных сейчас, то придется медленно прогрызать оборону, господа, уже не одной, а трех дивизий. Мы должны занять Щегловские проходы до прибытия 26-й и 51-й дивизий. Тогда и обороняться или, напротив, продолжать атаковать станет намного предпочтительней. Что касается прибывших бронепоездов…

Фомин посмотрел еще раз на бронированные туши, на суетящихся возле них экипажи и невесело улыбнулся.

— Скорость движения наших бронепоездов прямо зависит от времени исправления железнодорожного полотна, — тихо произнес генерал-адъютант и мысленно пожалел, что нет танков. Он с радостью обменял бы свой любой бронепоезд на танк Т-28, а еще лучше все на все. А с дюжиной трехбашенных танков наступление приняло бы совсем другой характер. Вот только взять такие танки неоткуда и невозможно — до их создания еще 15 лет. Эхма, а так хорошо было бы — один стремительный удар. Но и «бэпэ» сгодятся…

— Господа! Я прошу вас сделать все возможное и невозможное — но вы должны открыть Щегловские проходы. Для нас это даст возможность наступать в будущем и определенные шансы на победу. Отдавать противнику инициативу нельзя! Если красные нас опередят, то… В обороне находясь, войну не выиграешь!

Чита

— Ну, Петр Васильевич?! Старая лиса, — Григорий Михайлович пробормотал угрозу, но сам понимал, что зубов у него, чтобы хорошо тяпнуть, уже нет. Сила растаяла за полмесяца, и так быстро, что он и не понял толком.

Сейчас Сибирское правительство нанесло добивающий удар, суть которого Семенов прекрасно понимал, еще бы! Оставлять самодеятельного атамана в Забайкалье для Иркутска было чревато, как прошлой весной для Омска. Но тогда Григория Михайловича поддержали японцы, а сейчас они же его и сдали. Мысль о сопротивлении, об игнорировании указа мелькнула на мгновение, но атаман ее отринул — ни к чему хорошему это привести не могло. Оставалось надеяться, что военный министр более взвешенно оценит его заслуги, чем правительство.

В доставленном час назад пакете, который вручил ему лично прибывший из Иркутска фельдъегерь, Вологодский написал сплошные любезности, сделав от имени правительства массу комплиментов. Самое главное было в конце — для сосредоточения всех военных функций в одних руках пост походного атамана упразднялся, а обязанности по этой должности возлагались на генерал-адъютанта Арчегова. В помощь военному министру формировалось управление по казачьим войскам. Вот и все, последний удар молотком по гвоздю, понятно, в какую крышку!

В конце письма Вологодский подсластил пилюлю, предложив Григорию Михайловичу прибыть в Иркутск для получения высокой правительственной награды — ордена «За освобождение Сибири» первой степени. И дописал, что военный министр высоко ценит его заслуги и даст атаману достойное назначение в рядах Сибирской армии.

— Кто бы сомневался, — пробормотал Семенов. Вызов в Иркутск походил на ловушку, но не ехать было нельзя, чревато последствиями. Сослаться на болезнь можно, но что дадут эти две недели, пусть даже месяц?!

Григорий Михайлович бросил взгляд на второй пакет, оставленный на десерт. От военного министра он ожидал только пакостей, а потому не хотел сразу портить себе настроение, выбрав для начала депешу Вологодского. Но делать было нечего, и атаман, чувствуя в груди свинцовую тяжесть, взял нож, и взрезал толстую бумагу. Достал листок, исписанный знакомыми арчеговскими «кренделями», положил перед собой на стол и стал внимательно читать послание, выпучивая от удивления глаза.

— Ах ты, бестия! Ты что же — мысли читать умеешь?!!!