Спасти космонавта

– Ну ты зелёный, как три тугра (купюра в три тугрика была зеленого цвета, как и советская «трёшка»)! «Кухан» – это «женщина» по-монгольски. Сутенёр он был, бабу тебе предлагал. Это же надо – «Толстой»! Уморил, молодой…

За окном тащились пыльные однообразные пейзажи, по трансляции бесконечно тянулась соответствующая им заунывная песня. Поезд ехал медленно и, как казалось, какими-то кругами. Захмелевший с непривычки Марат захихикал:

– Мне уже спьяну кажется, что состав никак дорогу не найдёт. Вот опять в окно наши же последние вагоны видно.

– Не боись, это не галлюцинация. Говорят, что тут рельсы китайцы укладывали, и платили им за километраж. Вот они и понарисовали кренделей, чтобы побольше заработать. Давай, летёха, выпьем за твой культурный шок! Чтобы не перешёл в кому, ха-ха-ха.

Опытные капитаны поучали:

– Из Союза надо везти наши рубли в крупных купюрах. Так-то больше тридцати рублей червонцами нельзя, а если сможешь через таможню протащить «четвертаки», «полтинники» или «сотки» – монголы с руками оторвут, возьмут по курсу один к шести. А официальный курс – один к четырём. Так что навариться можно неслабо. Ещё они любую бытовую технику берут с удовольствием – холодильники, утюги. Но это если городские. У аратов, местных пастухов, электричества-то в юртах нету! Они вообще люди дикие, дети степей, гы-гы. За пару офицерских хромовых сапог ценой в двадцать семь рублей дают две-три лисьих шкуры, которые в Союзе можно потом рублей за триста загнать. Три месячных зарплаты инженера! Одно плохо – ножки у них маленькие, у мужиков максимум тридцать седьмой размер. А таких «хромачей» у нас на складах и не бывает. Любую кожу, мех можно домой везти. Контрабандный китайский речной жемчуг – он дорогой, а спрятать легко, мало места занимает. Но вообще, конечно, опасное дело. Поймают наши таможенники – и песец, в двадцать четыре часа выкинут в Союз дослуживать, в дыру какую-нибудь. Если чего не похуже.

Марат не выдержал:

– Мужики! Ну как так можно! Вы же офицеры, а разговариваете как какие-нибудь прапорщики или торгаши-кооператоры, честное слово! А как же, это… Офицерская честь! Разве же мы Родину защищаем ради денег? Прямо стыдно вас слушать.

Капитаны переглянулись, расхохотались.

– Ну ты зелёный, как пенис лягушки. Мы же не предлагаем китайцам военные секреты продавать. Хотя они и так всё про нас знают. Ладно, ничего, повзрослеешь, семью заведёшь – сам поймешь, что крутиться надо.

– Нет, я не такой!

– Хорошо-хорошо, не такой. На, выпей лучше. Тимуровец, ёшкин кот.

Разговор продолжался под бескрайнюю монгольскую песню по радио.

– …Прапорщик наш, бортмеханик – прожжённый, гад! В доме офицерского состава радиаторы меняли, так он одну выброшенную батарею кипятком залил и поехал монголам продавать. Говорит: смотрите, какая штука горячая! Будете в своей юрте зимой греться. Кампаны-то в городе бывали, видели в квартирах такие фиговины. Ну, и заплатили ему достойно, поволокли свою берлогу украшать… Потом приезжают в гарнизон, перехватывают его на КПП. Мол, возвращай деньги, не греет твоя мандула. А он говорит: «Да вы, черти безрукие, её сломали! Сами виноваты». Так и ушли ни с чем, поехали батарею чинить…

– …Бабы у них страшные, конечно. Но с голодухи и не на такую залезешь. А вообще насчёт секса всё очень просто, не комплексуют. Говорят, раньше в Монголии за изнасилование полгода давали, как за мелкое хулиганство. А вот в Улан-Баторе очень красивые девочки есть, из «семеновцев». Внучки тех казаков и белогвардейцев, кто в Монголию вместе с бароном Унгерном от большевиков сбежал. Вот у них одна мечта – замуж за советского выскочить. Чтобы потом в Союз всех родственников перетащить…

– …С тоски дохнуть начинаешь. Ни деревца, ни цветочка. Стрекозки, пчёлки – никого, не за что глазу зацепиться, порадоваться. Регулярно из Китая тучи саранчи заносит – вот это трындец! Здоровенные, с огурец. Ковер такой шевелящийся, все вокруг покрывает. Идёшь по нему, а они шебуршат, под ногами с чавканьем лопаются – страх один!

– …Местные ленивые – ужас. Камень на дороге лежит – так будет спотыкаться каждый день, но не сдвинет. Мол, не я положил – не мне его убирать. Грунт копать нельзя, у них даже на сапогах носки вверх загнуты, чтобы, не дай Бог, не потревожить сон земли. Ламаисты, словом. Хотя в чём-то им и позавидовать можно. Ко всему легко относятся: родился человек – хорошо! Повод выпить. Умер человек – хорошо! Опять же повод накалдыриться. Судьба, мол, такая, а против судьбы не попрёшь.

– …Однако по Союзу тоскуешь – сил нет. Скорее бы замена. Пять лет очень долго тянутся…

Так, под разговоры, и доехали до станции Чойр. Марат попрощался с вертолётчиками и поволок огромный фанерный чемодан «мечта оккупанта» на выход из вагона.

* * *

Тагиров растерянно стоял на перроне под чёрным монгольским небом, украшенном огромными звёздами. Куда идти, как до гарнизона доехать? Потом увидел качающуюся под единственным фонарем фигуру в офицерской фуражке и потащился с чемоданом к ней.

– Товарищ! Товарищ капитан! Как тут до рембазы добраться?