Адъютант, расспрашивавший кадета, всё ещё стоял напротив лавки, оживлённо беседуя с подошедшими офицерами. Увидев проходящего мимо Александрова, штабной предупредительно кивнул ему в знак приветствия.
– Так что же, нашёл мальчонка сестру? – обратился офицер к улану, по-свойски беря его за локоть и кивая головой в сторону стоящего поодаль «мальчонки». Поручик слегка поперхнулся, потом несколько обескураженно помотал головой:
– Насколько мне известно, они не встретились.
– Да-с, батенька – война! Весь народ в движении… – высморкавшись в большой измятый платок и спрятав его в карман, вымолвил адъютант. – А парень-то молодец! Первый в штаб примчался – мол, Наполеон часть войск в обход Москвы посылает. Потом уж и разведка донесла. Да-с, вот не знай мы это обстоятельство, может и решился бы Михайло Илларионович под Москвой ещё одно сражение дать. – С другой стороны, место-то какое для сражения выбрали, тьфу! Река поперёк, овраг на овраге. Да, с большими недостатками была позиция, ну да теперь неважно…
– Так стало быть, решено? Не будет сражения? Москву так отдаём, без боя? – в волнении спросил Александров, сжимая кулаки.
– Да. Только что решили. Совет был. Вон, расходятся генералы.
Действительно, от дальней избы разъезжались коляски и верховые. Александров, несмотря на сумерки, издалека узнал генерала Коновницына, у которого ему довелось быть ординарцем. Уселся в дрожки любимец императора генерал Беннигсен, сверкнула знакомая лысина Барклая-де-Толли.
Офицеры, стоявшие неподалёку, окружили адъютанта и наперебой продолжали расспрашивать.
– Так что же, долго совещались?
– Да почитай с четырёх пополудни, а теперь уж темнеет!
– А что Барклай?
– Сказал: «Сохранив Москву, Россию от войны не убережём. Но сберёгши армию, оставим надежду на спасение. Лучше пожертвовать Москвою и выиграть время».
– А Беннигсен?
– Опоздал. Два часа его ждали, совет не начинали. Беннигсен, господа, предложил дождаться неприятеля и дать ему сражение. Мол, стыдно уступать столицу без выстрела.
– Стыдно-то стыдно. Да ведь это он позицию выбирал. Он ведь начальник штаба главнокомандующего.
– Да на такой позиции можно только битым быть! – один из офицеров даже плюнул с досады.
– Ну, не только Беннигсен предлагал сражаться. Коновницын тоже. Уваров, Дохтуров…
– Ермолов, поди?
– Ермолов, точно.
– А что генерал Раевский?
– Николай Николаевич, тот – за отступление. Пополам, господа, голоса поделились.
– И что же Кутузов? Как же он решился-то?
– А Михайло Илларионович слушал, слушал. Всех выслушал. Да и говорит: «Очевидно, что за разбитые горшки придётся отвечать мне…»
Офицеры молча, не улыбаясь, напряжённо вслушивались. Адъютант продолжал хриплым от волнения голосом:
– Главнокомандующий сказал, что с потерею Москвы не потеряна еще Россия. А потому первой обязанностью он ставит себе сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление.
– Эх, Москва-матушка, – вздохнул кто-то.
Адъютант строго посмотрел на вздыхавшего:
– Самым уступлением Москвы, сказал Михаил Илларионович, приготовим неизбежную гибель неприятелю. Поэтому, мол, намерен он, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге. И объявил: «Как главнокомандующий приказываю отступление».