Спасти Кремль! «Белая Гвардия, путь твой высок!»

Трудный выбор будущей жены в конце концов пал на домовитую немку, и пусть у нее с приданым было не то чтобы худо, хотя одна швейная машинка «Зингер» недешево стоила, но то, что Шульц пользовался уважением будущего зятя, говорило о многом.

Генрих стал для русских моряков своим, потому отказ в сватовстве мог грозить большими неприятностями, ведь подобных обид не прощают. Тем более Пахомов имел весомый чин мичмана, который вообще-то раньше был офицерским, но сейчас стал взамен бывшего кондукторского звания, отмененного полгода тому назад.

Породниться пожелали обе стороны, только Шульц надеялся на немецкую скромность торжества и никак не ожидал русского размаха. Будущий зять попенял ему на какое-то «жлобство», и Генрих покорно, как говорят моряки, последовал в кильватере.

Но если с расходами скуповатый пруссак смирился, то непонятные и совершенно необъяснимые русские традиции привели его в шок, потребовав прямо-таки неумеренного потребления горячительных напитков. Три рюмки шнапса с бокалом пива Генрих раньше считал неумеренным пьянством, но на «сватовстве», которое с трудом пережил, понял, что немецкая традиция может считаться эталоном трезвости.

Но он тогда еще не ведал, каково будет «пропивание невесты», иначе бы категорически отказался выдавать сестру за русского, жизнь – она дороже любых осложнений по службе.

– Умираю…

Генрих склонился над тазиком, заботливо пододвинутым к кровати побледневшей матерью. Его снова вырвало желчью, промытый водою пустой желудок отзывался болью.

Он без сил рухнул на мокрую подушку, желая себе спасительной смерти, и ненадолго впал в забытье, придя в себя от громкого и почему-то веселого голоса зятя.

– Ну и вид у тебя, брат, краше в гроб кладут! Ты как лягушка, такой же зеленый и с пупырышками. Сейчас мы тебя лечить будем, первейшее средство есть, махом на ноги поставит!

Страдалец воспрянул духом, резонно посчитав, что русские давно знают чудодейственные рецепты от подобных напастей, ведь, находясь в сибирском плену, Генрих не раз видел, как совершенно преображаются мужики, страдавшие «похмельем».

Однако зять извлек бутылку казенной водки, привычно сорвав пробку крепкими белыми зубами, и налил половину граненого стакана, принесенного матерью, смотрящей на «лечение» с неприкрытым ужасом в широко открытых глазах.

Вот только слабый протест тещи был сурово прерван мичманом, пробурчавшим непонятные слова, которые Шульц перевел как категорическое требование не лезть в чисто мужские дела, высказанное такими мудреными словосочетаниями, которые чаще применяются по отношению к самым нерадивым матросам.

– Пить нужно уметь, зятек! Давай, прими микстуру!

От свирепого рыка боцмана Шульц впал в оцепенение и, машинально повинуясь, проглотил омерзительную жидкость, которая своим запахом чуть ли не вызвала тошноту.

Но чудо – лежа в кровати и слушая русско-немецкую речь своего нового родственника, он через полчаса почувствовал значительное облегчение и услышал слова Пахомова, уже проваливаясь в сон:

– Завтра к смотру как огурчик будет! Всему вас учить нужно, немчура бестолковая!

Гаага

– Невероятно…

Фридрих-Вильгельм тяжело, будто за одну ночь постарел на десятки лет, встал с кресла. Рассказ Шмайсера потряс до глубины души – поверить в такое было невозможно, но внутри он чувствовал, что поведанное ему, пусть и не все, было правдой.

– Такое невозможно выдумать… А потому не может быть ложью!

Кронпринц прошелся по кабинету, продолжая рассматривать лежащие на ладони серебряные кругляшки, похожие на действительно настоящие, потертые, в царапинах, будто годы ходили на руках. Вот только отчеканенные изображения, надписи и даты были совершенно фантастическими, не укладывающимися в мозгу.

Большая монета достоинством в 5 рейхсмарок несла на лицевой стороне германского орла с распростертыми крыльями, но сжимающего в когтях древнюю скандинавскую руну – изломанный крест, что именовался свастикой, помещенную в венке, на оборотной красовался известный каждому немцу собор. Вполне обычная монета, вот только год на ней выбит из далекого будущего – 1935.

Вторая монета, меньшего размера в 2 рейхсмарки, имела на аверсе изображение орла другой формы, но тоже со свастикой, а на реверсе отчеканен профиль фельдмаршала Гинденбурга с датами рождения и смерти – цифры 1937 ошеломили кронпринца.

– Долго еще проживет наш старый боров! Да еще рейхсканцлером станет… – пробормотал Фридрих-Вильгельм с нескрываемым отвращением, будто дохлую крысу, бросил монетку на стол.

Кругляшок живо покатился по нему до самого края и свалился, с мелодичным звоном ударившись о натертый до матового блеска пол.

Как и многие высокопоставленные генералы бывшей имперской армии, кронпринц сильно недолюбливал прославленного в германских газетах победителя под Танненбергом, или Грюнвальдом, где были окружены и разгромлены в 1914 году два корпуса из русской армии генерала Самсонова.