Снимок был сделан в феврале, когда под Омск прибыли в эшелоне 10 американских легких танков, изготовленных по образцу французского «Рено». Вот только экипажей для них не имелось, и тогда Семен Федотович решил рискнуть и тряхнуть молодостью — вместе с инструктором американцем, лихим вторым лейтенантом, согласившимся повести танк, они атаковали по подтаявшему насту, поддержав наступление «волжан» генерала Каппеля.
Из 37-мм пушки Фомин сбил три пулемета, и, несмотря на то, что танк даже пытались подбить гранатами, обратил красноармейцев в бегство, нагнав на них жуткого страха. После боя на броне насчитали почти полторы сотни пулевых и осколочных отметин — на Михаила это произвело сильное впечатление, и он, несмотря на возражения Семена, наградил своего генерал-адъютанта орденом святого Георгия 4-й степени.
Но в печати подробностей подвига не приводилось, как и упоминания об американце, который настоятельно просил этого не делать, а вместо награды выдать ему тысячу долларов и ящик виски, чему заокеанский гость был очень доволен…
— Скажите, Семен Федотович, а воевать в танке страшно? Говорят, потери большие?!
— Нет, воевать не страшно! — Семен ответил как можно безмятежнее, поймав настороженный взгляд Маши.
Моряки переглянулись между собою, некоторые высокомерно улыбнулись, решив, что на море намного хуже, и воевать на каких-то там танках одно сплошное удовольствие. Нехорошие были у них улыбочки, и именно это взбесило Фомина.
Заметив, что Маша заговорила о чем-то с капитаном эсминца, он решил рискнуть поведать морякам то, что испытал на собственной шкуре. И сбить спесь с этих водоплавающих, которые и войны-то зачастую не видели, пройдясь по ней бочком — пару раз постреляли с противником без потерь, разошлись в стороны и герои.
Вояки, мать их, задницы в ракушках!
— На танках воевать не страшно, — тем же безмятежным голосом произнес Семен Федотович, но перешел с русского языка на английский. Благодаря усилиям Михаила Александровича за два прошедших года произношение стало весьма сносным. Это и легло основанием в новую биографию, что была разработана без его участия.
— На танках воевать очень страшно, редко кто не пачкает подштанники в первом же бою!
Маша с удивлением подняла глаза на него, а он, прекрасно зная, что жена владеет только французским, говорил на английском с той же безмятежностью. Потому жена снова заговорила о чем-то с Остолоповым, не обращая внимания на монолог излучавшего спокойствие мужа.
— Жутко страшно. Когда двигатель набирает обороты, мощь две с лишним сотни лошадиных сил, шум такой, что ничего не слышно, разговариваем на пальцах. У многих из ушей кровь течет, глухота наша обычная болезнь. Через четверть часа двигатель нагоняет температуру внутри танка до парилки в бане. Жара такая стоит, что после часа тело истекает потом так, что обезвоживается. В глазах темнота, многие сознание теряют. Баки сконструированы плохо, двигатели отрегулированы скверно — мы постоянно дышим парами бензина, идем в бой с открытыми люками и бойницами, ибо вентиляция не справляется. Электропроводка искрит, пары могут воспламениться в любую секунду, а там или взрыв, или пожар. А он страшен — ибо здесь за борт можно выпрыгнуть, а в танке как в печке, одни головешки остаются от парней!
Фомин остановился, обвел взглядом моряков — все молчали, улыбки с их лиц стерлись, взоры напряженные…
— Неужто нашли? Так вон они…
Майор Михаил Вощилло не мог поверить собственным глазам, вглядываясь до рези в расстилавшуюся под ним, чуть тронутую осенней желтизною, ровную, как стол, степь.
Происходившее внизу напомнило ему одну картинку из детства, когда они с другом разворошили в старом доме угол за печкою, и оттуда хлынули черными толпами тараканы и тут же стали разбегаться по сторонам.
Вот только не безобидные насекомые были внизу — то десятки махновских тачанок, ощетинившихся пулеметными стволами во все стороны, уже уходили в глубокий прорыв, основательно потрепав и разогнав 7-й Донской казачий полк.
Не думал и не гадал сибиряк, что жизнь выкинет очередной фортель. После польской кампании, в которой он принимал самое деятельное участие в качестве красного военного летчика и командира авиаотряда, его наградили орденом Боевого Красного Знамени, который пришлось тут же спрятать в качестве диковинного курьеза. Дабы потом, в кругу друзей, посмеяться над очередным поворотом судьбы.
Но вместо благополучной Карелии, занятой белыми, сибиряков перебросили на юг, и в сентябре они оказались в северной Таврии, только что уступленной большевиками белым.
Здесь получили новехонькие аэропланы «ДХ-9а», только что прибывшие из далекой Америки, и приготовились их неспешно осваивать, предвкушая длительный отдых.
Однако не мир и спокойствие царили в этой части южной России — три года здешние земли трясла жестокая анархистская вольница, стекавшаяся со всех сторон под черные знамена Нестора Махно.