Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!

Терять времени белое командование не могло себе позволить — война с румынами настоятельно требовала привлечения всех средств и сил. Оставлять в тылу такую вооруженную вольницу было смертельно опасно, прошлогодний пример как нельзя наглядно это показывал.

Было решено задействовать против махновцев, снова собравшихся в степи и смерчем промчавшихся по опустевшим городам Мелитополю и Александровску, почти все подвижные силы, собранные в единый кулак — три донские казачьи и две кавалерийские дивизии, усиленные бронеавтомобилями и конной артиллерией.

Также было задействовано несколько батальонов егерей и немецких колонистов, девять бронепоездов и семь отрядов аэропланов, одним из которых являлся Сибирский, бывший экспедиционный, под командованием ставшего майором Вощилло.

Махновские банды казаки генерала Писарева обложили по всем правилам военного искусства, при постоянной воздушной разведке. Более того, именно сегодня командующий авиацией генерал Ткачев, тоже казак по происхождению, решил нанести массированный штурмовой удар, задействовав сразу три авиаотряда, в которых числилось два десятка новеньких «ДХ-9а», только что прибывших из САСШ, собранных и облетанных…

— Вон они, твари!

Михаил сжал зубы до боли, глядя на снующие внизу повозки. Из них по приближающимся самолетам начали палить из винтовок. Такую глупость делают или совсем неопытные бойцы, или дурости с патронами много — разве можно с версты попасть в летящие на высоте в три сотни метров воздушные машины?!

Ведущий аэроплан, на котором летел сам генерал-майор Ткачев, сделал боевой разворот и с резким снижением устремился, в атаку. За генералом пошли летчики 2-го отряда. А 1-й стал заходить правее, атакуя вторую крупную группу повстанцев.

Сибирякам же досталась самая почетная задача атаковать центр бандитской вольницы, пройдя его наискосок. Тактические маневры были отработаны еще на земле, так что все «ДХ-9а», соблюдая журавлиный клин, пошли на бомбежку.

— Получите…

Михаил рванул рукоять троса, и ящики, наполненные десятифунтовыми бомбами, вывалили свой смертоносный груз на обезумевших внизу людей и лошадей. Следом осуществили яростную бомбежку и другие самолеты отряда. Грохот сотен разрывов на земле заглушил даже радостный рев мотора, освободившегося от нагрузки.

Вощилло вошел в вираж и с нехорошей улыбкой посмотрел на результаты совершенного аэропланами дела. Степь было не узнать — черные столбы дыма от взрывов, кое-где веселым пламенем занялась высохшая за лето трава. Пространство буквально завалено десятками разломанных и перевернутых повозок и усеяно сотнями тел лошадей, многие из которых бились в мучениях.

На войне не до слезливых сантиментов, особенно с таким врагом, который пленным пощаду никогда не дает, а сам занимается вульгарным грабежом и бандитизмом, без всякой жалости ни к мирным обывателям, ни к их имуществу. Такое нужно выжигать каленым железом, и, свирепо рыкая моторами, аэропланы пошли уже на штурмовку.

Дружно застрекотали синхронные пулеметы «виккерс» и «льюисы» на турелях летчиков-наблюдателей. Свинцовый дождь выкашивал своими смертоносными струями махновцев.

Какой уж тут бой, самая настоящая бойня!

Мало кому из махновцев удалось вырваться из-под смертельного воздушного «зонтика», настолько яростно гонялись аэропланы даже за одиноким повстанцем…

— Кажись, наши идут.

Вощилло разглядел в степи длинные линии всадников, в руках которых виднелись тонкие, со спичку, пики. Такие могли быть только у донских казаков, брошенных на облаву.

Летчик бросил взгляд на часы, вделанные в полетную доску, рядом с указателем топлива. С момента прекращения штурмовки прошло только пять минут, вполне достаточное время, чтобы казачьи лавы стянули фланги, создали уже на земле второе кольцо, из которого уцелевшим махновцам будет вырваться намного труднее…

Тирасполь

Паровоз, тащивший за собой несколько классных желтых и синих вагонов, медленно заползал на станцию, выпуская из трубы клубы черного дыма. И словно сказочный дракон разразился пронзительным свистом, выпустив густую струю пара.

Пары и сцепки громко лязгнули, поезд застыл на месте — конечная станция для вновь назначенного командующего Румынским фронтом генерала от инфантерии Деникина.

Встречающие на перроне молодые генералы непроизвольно подтянулись, хотя оба прекрасно понимали, что встреча происходит не по уставу, но приказы для того и существуют, чтобы их выполняли.

Дверь второго тамбура головного вагона раскрылась, и на перрон выпорхнул адъютант, на плече которого, словно птица крылом, качнулись золотые аксельбанты. И следом, степенно, спустился сам Антон Иванович — генералы дружно сделали ему шаг навстречу.

— Командующий 2-м ударным корпусом генерал-лейтенант Витковский, ваше высокопревосходительство!

— Командующий 1-м армейским корпусом генерал-майор Слащев, ваше высокопревосходительство!

Яков Александрович четко, словно в свои славные гвардейские времена, когда он командовал лейб-гвардии Московским полком, четко отдал воинское приветствие командующему фронтом, бросив прямую ладонь к краешку козырька фуражки.