Палач произносит про себя те же слова: «Убивай скорее. Убивай скорее». Над ним будут насмехаться, его будут поносить за непригодность к делу. Жалкий неудачник, не способный нанести один чистый решающий удар. Пути назад нет. Чернь подвергнет его осмеянию. «Убивай скорее», — думает он, колотясь в вихре ударов. Руки начинают уставать. Топор тяжелый, он словно с каждым разом сильнее сопротивляется акту убийства.
Затылок человека — кровавое месиво из позвонков и связок. Неумело выкопанный колодец боли. Сброд закрывает глаза. Зрелище стало позорным. Позор пал на голову не только неумелого палача, но и всего народа, не способного принять великодушного врага, одинокого и могущественного врага.
Раненый зверь рычит. Это не достойная смерть. Он поднимается. Кровь как ожерелье, как монисто. Встает рядом с палачом. Как палач мал рядом с ним. Как мал народ рядом с ним. С перебитой трахеей он велит палачу снять капюшон: «Покажись, чтобы я знал, кого дожидаться в аду». Палач делает два шага назад. Нет, ни за что. Ему разрешили не открывать лицо. Это часть договора. «Сними капюшон, дай на тебя посмотреть!» — кричит человек, зверь. Эхо доносится до самых дальних пределов площади. Все сотрясается от этого рева. Кто-то в замершей толпе начинает плакать. Коллективная месть оборачивается смятением. «Что мы наделали?» Испрашивают они себя.