Спасти огонь

«Ты бросила нас в решающий момент, — сказал он. — Вся труппа мечтала поехать в Тель-Авив». — «Обстоятельства изменились», — попыталась оправдаться я. «Тебе следовало прислушаться ко мне и вовремя выйти из этих отношений. И тогда ты не измазала бы нас этим дерьмом». Он был прав. Я разрушила основы, на которых строила семью, дружбу, школу, труппу. «Не отказывайтесь от предложения Охада, — сказала я. — Поезжайте без меня». Нелепая мысль. Охад хотел, чтобы приехала я. «Скажи, что я заболела. Придумай что-нибудь». Альберто очень не любил врать. И не стал бы этого делать, чтобы спасти мою репутацию. Его великодушие не знало границ — при условии, что его не толкали на неэтичные поступки и не заставляли подтасовывать факты. «Если со мной что-то случится, не дай „Танцедеям" умереть», — мелодраматично попросила я. И сама удивилась своим словам. Впервые я признала, что все может кончиться плохо. А ведь так оно и было, и вероятность этого возрастала с каждой секундой.

Альберто предпринял последнюю попытку урезонить меня: «Марина, хватит творить глупости. Сдайся полиции. Ты можешь сказать, что он тебя заставил. С твоими связями ты наверняка избежишь тюрьмы. И может, даже убедишь Клаудио простить тебя». — «А как мне самой простить себя?» — спросила я. Альберто пристально смотрел на меня: «Судя по всему, в тюрьме у тебя будет сколько угодно времени, чтобы подумать об этом».

Через несколько минут появился Хосе Куаутемок. Они смерили друг друга подозрительными взглядами. Альберто пригласил его сесть за стол в столовой. «Я приготовлю ужин», — сказал он и удалился в кухню. Хосе Куаутемок проводил его взглядом и повернулся ко мне. «Больше не оставляй меня одного, — сказал он. — Нам нельзя разлучаться, понимаешь? Мы вместе в этой заварухе». К добру или к худу, мы стали командой и должны держаться друг друга.

Хосе Куаутемок наблюдал с крыши за разворачивавшейся бойней. Рисуя стрелочки на бумажках, он чувствовал себя трусом. Трусами ему казались и дон Хулио со своими приспешниками. Были бы мужиками, стояли бы у орудий, а не распивали французские вина и не жрали бы всякую хрень в виноградном соусе. Боссы прекрасно умеют посылать других на смерть, а сами храбростью не отличаются. Стоит им одеться в «Версаче», обвешаться золотыми цепями, инкрустировать брюлики в свои пушки и начать трахать телочек со сделанными сиськами и жопами, как они мягчают. Зачем лезть в драку, если жизнь твоя так хороша? Если бы это зависело от Хосе Куаутемока, он бы сейчас внизу сражался плечом к плечу с остальными. Но как только он попытался спуститься, его перехватили бугаи Текилы: «Не, кореш. Тебе туда нельзя. Босс велел, чтобы ты был наверху».

После семичасового боя полицейские силы отступили для перегруппировки. Федералы пытались прорвать баррикады, но зэки встретили их ответным огнем на пятерку с плюсом. Как только перестрелка закончилась, Хосе Куаутемок ушел к себе в камеру. Но вместо того, чтобы вздремнуть, сел писать.

Когда стало светать, он все еще барабанил по клавишам. По коридорам прошли ушлепки Текилы, криками будя зэков: «Встаем, болезные! Эти козлы уже готовятся». Все засуетились. Намечался грандиозный махач. Хосе Куаутемоку было жалко останавливаться, потому что писалось как по маслу, но пришлось снова лезть на крышу.

Ровно в эйт ин да морнинг началась необычайная движуха. Министр внутренних дел прислал комитет на переговоры с доном Хулио. От результата этих переговоров зависели действия остальных мятежных тюрем, что дела не облегчало. Правительственные эмиссары зашли безоружными и без телохранителей, поверив гарантиям безопасности со стороны босса боссов. Их отвели в ВИП-ресторан и перекрыли все подступы к нему. На время переговоров объявили прекращение огня. Чернобыльское перемирие, блин.

Хосе Куаутемоку стало нечего делать, и он опять пошел писать. Час просидел над рассказом, и тут в камеру сунулся какой-то пацан: «Хосе Куаутемок?» Он недовольно повернул голову. «Чего надо?» — спросил он, краем глаза продолжая рассматривать неоконченное предложение. «Извини, чувак, там тебя во дворе какая-то баба спрашивает. Она с Росалиндой дель Росаль пришла». Хосе Куаутемоку на Росалинду было надри-стать. «А ей, на хрен, чего надо?» Пацан пожал плечами: «Не знаю, послала за тобой. Сказала, ее зовут Марина». У него мурашки побежали от этого имени. Какого черта тут делает Марина, если тюрьма скоро превратится в зажаренную на костре зефирку?

Он быстро спустился. На первом этаже его поджидал Хряк. Они лаконично поздоровались и зашагали вперед по коридору. Вышли во двор, пересекли баррикады и направились к двум ждавшим их женщинам. Хосе Куаутемок издалека увидел Марину и уже не мог отвести от нее взгляд.

Альберто, поборник монастырского режима, ушел спать срату после ужина. Он никогда не ложился позже девяти. Пожелал нам спокойной ночи. «Будьте как дома», — сказал он. Хосе Куаутемок следил за ним, пока тот не скрылся на лестнице. «Не волнуйся, — сказала я ему, — он нас не выдаст».