Мы договорились, что аренда начнется с субботы, а девяносто тысяч я ему привезу в пятницу. Мы скрепили договор рукопожатием, и он записал номер моей машины, чтобы я могла «ставиться на служебной стоянке». Я спросила, что будет, если его переведут на другую должность. «Ну, таковы риски, мадам. Но не переживайте, я здесь уже как мебель». На этом мы с ним распрощались. Надзиратель провел меня к выходу из корпуса. Я направилась было к главным воротам, но он меня остановил: «Не туда. Пойдемте, покажу, где вы будете теперь ходить». И он доставил меня к отдельной вахте, с дверью на улицу со стороны заднего фасада тюрьмы. Охранники вежливо поздоровались. Я хотела спросить, а как же мои личные вещи, но не успела: один из охранников открыл ящик и вручил мне пакет с моим телефоном, ключами от машины, бумажником и даже часами, которые выцыганили раньше. Быстро же Кармона работал. Оказывается, он не только гений продаж, но и талантливый менеджер.
Я вспомнила очередную бабушкину поговорку: «За деньги и собаки пляшут». А в нашей стране целая свора всегда готова пуститься в пляс.
«Вкруг твоей постели бродят волки — ждут, когда тебе приснятся овцы», — написал Дювиньяк. Только чуваку, который ночевал в камере, могла прийти в голову такая точная строчка. Хосе Куаутемок ровно так себя и чувствовал. В любую минуту его сон о любви могли сожрать. В тюрьме должны сниться только волки. А сладкие и обнадеживающие сны — словно барашки, которых вот-вот разорвут на части.
Хосе Куаутемок знал, что куча зэков ему завидует. Баба у него и вправду была на зависть. Такое тело в тюрьме не увидишь, да и на воле тоже. Даже в журналах таких красоток не бывает. Волки намеревались не только убить его, но и сожрать его аппетитную богатенькую овечку.
Но нужно остерегаться и мадам Паранойи. Если в каждом уроде видеть убийцу или насильника, точно в дурке окажешься. Стоит только перейти границу мании преследования, как начнешь маниакально всех сечь и в каждом угадывать супостата. Он не раз видал параноиков. Они сидели в камерах, как привязанные, не ели, боясь, что их отравят, и не мылись, боясь, что их прирежут в душевых. Глаза каку чучела набитого, сами тощие, вонючие: ходячие говняшки. От любого шума до потолка подскакивали. Всю жизнь терзались подозрениями да так и помирали, скрюченные, кляня воображаемых смертных врагов.
Нет, он не утонет в болотах паранойи. Появление Марины в его жизни — чудо, как будто летающая тарелка прилетела. Один шанс на миллион. И он не загубит свою счастливую любовь мышиной возней умалишенного. Нет, сэр. Никакого бреда, никаких навязчивых идей, никакой тревоги. Только наслаждаться, радоваться и любить. Точно: любить, а потом любить, а потом снова любить.
Но одно дело — не впасть в паранойю, а другое — успеть остановить прущего на тебя убийцу. Нет, сэр. От его спокойствия суть дела не изменится: его все равно заказали. Машина смерти завелась и рано или поздно собьет его. Отелло из пустыни явился в Мехико и окунулся в преступный мир столицы в поисках нужных рук. Деньжищ у него было с лихвой, чтобы купить билет до единственного желанного ему пункта назначения: без пересадок в Порт-Месть. Ни на что другое он тратиться не станет. Детей заводить не будет, собственность ему тоже не сдалась, а уж бабу новую даже под факин наркотой до себя не допустит, чтоб опять швырнула его сердце в грязную лужу.
Он змеей вился по переулкам, свалкам, автомобильным кладбищам и пустырям, ища подход к самым воинственным бандам. К «Сообществу» из Тепито, к «Смурфам» из Унидад-Висенте-Герреро, к «Отморозкам» из Рохо-Гомес, к «Гадюкам» из Чимальуакана, к «Ацтекам» из Несы, к «Черепам» из трущоб Санта-Фе, к «Хренам» из Канделарии, к «Тертым» из Сан-Андрес-Тетепилько, к «Калибрам» из Ла-Араньи и даже к «Кастри-цам» из Педрегаль-де-Санто-Доминго — последняя банда состояла целиком из девах (они отлавливали насильников и кастрировали, за что и получили такое название). Словом, ко всем видам фауны городского дна.
Появление Машины в преступных кругах вызвало подозрения. На него наставляли стволы, ему угрожали. Но это его не пронимало. Убить его — значит убить курицу, несущую золотые яйца. Отобрать у него две тысячи — значит отобрать у себя возможность заработать двадцать. Словом, его послушали. Предложение Машины звучало так: «Найдите, кто в Восточной уберет мне этого засранца, а я вам нал прямо в рученьки передам». Поверили не все. А вдруг это федерал под прикрытием? А вдруг нет? Нормальные бабки проебем, получится. Нет уж, нетушки, ни фига, никогдень.
Подпольные сети всколыхнулись: нужен чел в Восточной для мокрого дела. Повсплывали погоняла тамошних сидельцев-душегубов: Каннибал (эту кликуху пояснять не требуется), Пердопроходец (любитель присунуть другим в известный проход), Бешеный (за характер, как у бешеной собаки), Мелкий (два метра ростом), Конфетка (темный снаружи, мягонький внутри), Кен (красавчик, как тот, что у Барби), Мозоль (потому что нажил себе мозоль от своего AR-15, когда много часов подряд отстреливался от вояк) и Дикобраз (прическа ежиком).