Спасти огонь

Анархокартель «Самые-Самые Другие» в скором времени с радостью примет в свои ряды эту дистрофичную яростную армию. Фидаины хаоса загонят «Тех Самых» в угол и вынудят начать войну. А как только она начнется, Хосе Куаутемок останется без защиты и Машина сможет отомстить. Отелло пустыни сожжет целый город, целую страну, целый мир, целую вселенную — лишь бы смыть оскорбление. Член, попавший не в ту вагину, легко приводит к смерти и разрушению. Горе невинных, боль, страдания обитателей одного из самых больших городов на планете — плата за преданную любовь. Величайшая могила для изменников.

Следующие несколько дней я просто бродила, как зомби, мучаясь невыносимой тревогой и огромной пустотой, вызванной отсутствием Хосе Куаутемока. Рельсы моих двух жизней — тайной и повседневной — грозили вот-вот сойтись. Всякий раз, как раздавался телефонный звонок, я ждала, что это Моралес снова собирается мне угрожать. Всякий раз, как приходило сообщение от Клаудио, я заранее решала: «Он обо всем узнал».

Хосе Куаутемок по-прежнему сидел в апандо. Участники мастерской явно боялись рассказывать Педро и Хулиану про него. Их предупредили надзиратели: «Про этого заключенного больше ни слова». Моралес убивал его заживо, и я не могла этого вынести. Со мной Хосе Куаутемок всегда вел себя как джентльмен. Этот убийца намного превосходил в благородстве многих моих знакомых и уж точно был гораздо образованнее моих одноклассниц, не читавших ничего, кроме журнала «Опа».

Перед Клаудио я маскировала свою тоску гиперактивностью. Если навалить на себя побольше, можно притвориться, что ты занята, и тогда ничего не нужно объяснять. Какая наивность с моей стороны: именно лихорадочная деятельность и привлекла внимание моего мужа: «Что ты там опять задумала?» У меня похолодело в животе. Как ответить? Я соврала, что с тех пор, как он в разъездах, у меня освободилась куча времени и мне надо как-то его заполнять. Он пообещал уезжать пореже, чтобы не оставлять меня одну. Я возразила: ему не о чем беспокоиться, я понимаю, как важна его работа: «На тебе же такое давление. Ничего, я справлюсь сама».

Новая постановка быстро прогрессировала. Удивительно, что в один из самых тяжелых моментов жизни мое творчество так бурно развивалось. Впервые хореография действительно передавала то, что я стремилась донести. Внутренняя жизнь связалась с внешней. Предыдущие работы подчинялись пафосной необходимости сказать что-то важное. В этот раз все было по-другому. Я просто хотела выразить то, что появлялось в моей жизни ни с того ни с сего — что бы это ни было. И да, возможно, я была хозяйкой мира, но не хозяйкой улицы, но начинала исправлять этот недостаток частыми визитами в тюрьму и поездками по Истапалапе.

Оставаясь одна, я чередовала рыдания с мастурбацией. Желание переплеталось с болью. Я плакала, потому что мне дико хотелось дотронуться до Хосе Куаутемока, попросить у него прощения, ощутить его в себе. Я свободно передвигалась, куда хотела, а он едва мог пошевелиться в крошечной темнице. Проклятый трус Моралес! Родители учили меня никогда не желать смерти никому, даже тому, кого всем сердцем ненавидишь. Но тут я молилась всем богам, чтобы Моралеса стерло с лица земли.

И, видимо, один из этих богов услышал, потому что через несколько дней мне позвонил Педро: «Мой друг вышел на связь. Сказал, мы можем больше не переживать из-за Франсиско Моралеса, скоро будут новости». Имя друга он назвать отказался, как и пояснить, чего следует ожидать. «Он очень просил не упоминать, что это его вмешательством Моралеса скинули».

На следующий день грянул скандал. Израильская газета «Гаарец» опубликовала подробное расследование темных делишек бывшего мексиканского посла Франсиско Моралеса. Он скупал антиквариат у исламских террористов. В Тель-Авиве пытался сбыть некоему еврею-коллекционеру уникальные археологические ценности из музея в Мосуле, разграбленного ИГИЛ^[28]. Коллекционер сообщил об этом властям, и так четве-роразрядный подонок Панчито чуть было не спровоцировал международный конфликт огромного масштаба. Кроме того, он занимался в Израиле отмыванием денег других продажных бизнесменов-мексиканцев. «Гаарец» обвиняла президента Мексики в пособничестве и сговоре с израильским правительством с целью замести следы и прикрыть негодяя-посла. Словом, Моралес вынес повадки Институционно-революционной партии за пределы страны.

Мексиканские СМИ тут же ухватились за новость. У Моралеса имелись верные, купленные им союзники, но и десятки врагов он тоже успел нажить. И теперь эти враги учуяли возможность истребить не только его, но и президента со всей свитой.

Страшный толчок сотряс основы прогнившей политической системы и пошатнул мексиканские элиты. За пару часов вокруг дома Моралеса и тюрьмы частоколом выстроились репортеры. За связи с джихадистами американские власти заморозили его активы и потребовали от Мексики его экстрадиции. В США тоже многие хотели свести с ним счеты.