«Мне нужно тебе кое-что показать», — сказал Хулиан по телефону. На следующее утро они встретились в «Сан-Анхель Инн» за завтраком: горячие бутерброды с фасолью и сыром за двести песо, глазунья за триста и кофе за шестьдесят. Хулиан выложил на стол переплетенную стопку листов: «Ну-ка взгляни». Педро начал просматривать текст и вскоре вроде как увлекся. Одна фраза тянула за собой другую. «Выглядит неплохо», — сказал он. Хулиан тут же предложил ему открыть литературную мастерскую в тюрьме: «Нигде так не нужна культура, как за решеткой. Она может стать плотиной, удерживающей людей от преступления». Педро так просто не повелся. Разве не лучше инвестировать в еще не состоявшихся уголовников, душить преступность в зародыше, а не когда она уже расцвела пышным цветом? «В тюрьмах кроется твердое ядро маргинальности. Если мы будем работать с этим ядром, сможем сломать цепочку порока. Культура даст этим людям индивидуальность, даст будущее. К тому же там есть интереснейшие истории, сам увидишь, какие книжки получатся».
Было три часа ночи. Хулиан дрых, пуская слюни в подушку, и тут у него зазвонил мобильный. Он похлопал по тумбочке, нащупал телефон и снял трубку. «Скажи только честно: ты сам это написал?» Он долго не мог сообразить, кто это говорит и о чем. Ниточка слюны стекла по уголку губ. Он утер ее и от* ветил: «Если бы. Это написал один зэк по имени Хосе Куаутемок». — «Не заливаешь?» — «Нет». — «А остальные зэки тоже могут так писать?» — «Не на этом уровне, но им точно есть что рассказать». Педро секунду помолчал. «Я берусь за этот проект с тюрьмой, но при условии, что мы все делаем серьезно, без дураков, договорились?» Хулиан был готов начать хоть в тот же миг.
Совсем недавно меня день и ночь терзало землетрясение по имени Хосе Куаутемок, а теперь я успокоилась и была вновь счастлива. Я могла наслаждаться его присутствием в моей жизни, но при этом оно никак не нарушало ее ход. Я могла подчиняться его животной притягательности. Признавать, что меня безумно занимал — хоть и против моей воли — тот факт, что он убийца. Это было сложно объяснить. Может, во мне говорил вирус бунта против моего собственного класса и его ценностей? И я таким образом сопротивлялась моему розовому миру, такому упорядоченному и безупречному?
Я отождествляла себя с героиней рассказа Д. Г. Лоуренса «Солнце»: замужняя британка едет на каникулы в Италию и предается эротическим мечтам, которые навевает на нее загорелый крестьянин с голубыми глазами, полыхающими под соломенной шляпой. «С ним она могла бы омыться иным солнечным светом: густым, огромным, потным. А потом — забвение. Как человек он не существовал. Он стал бы для нее потоком горячей и могучей жизни; после — расставание и забвение, — пишет Лоуренс и добавляет: — Она видела, как играет кровь на его загорелом крестьянском лице, видела вспыхнувшее и изливавшееся теперь на нее пламя в его раскаленных глазах и внушительное восставание плоти. И все же она никогда не пошла бы к нему; она не осмеливалась, слишком многое было против. Поэтому ею овладеет ее аккуратный муж, городской житель, обладатель бледного тельца и лихорадочного органа, которому суждено посеять в ней нового ребенка»[13]
.Лоуренс как будто про меня написал: «она никогда не пошла бы к нему, она не осмеливалась». Звонить Хосе Куаутемоку по телефону не значило «пошла к нему». Посещать мастерскую Хулиана не значило «пошла к нему». Думать о нем не значило «пошла к нему». Мастурбировать, думая о нем, не значило «пошла к нему». Кончать, занимаясь любовью с мужем, а представляя себе его, не значило «пошла к нему». Я просто приближалась к солнечному свету, заряжалась его силой, чувственностью и умом.
Рано утром во вторник Педро и Хулиан заехали за мной, и мы направились в тюрьму. Я не могла ничего с собой поделать: у меня зашкаливал адреналин, когда я думала о том, что вот-вот снова увижу его. Мы катились по шоссе Эрмита-Истапалапа, и когда переехали проспект Рио-Чурубуско, Хулиан махнул куда-то влево: «Это район Унидад-Модело, я теперь здесь живу». Окрестности красотой не отличались, чего уж там. Я собиралась отвернуться, но тут Хулиан добавил: «Здесь вырос Хосе Куаутемок». Я внимательнее всмотрелась в городской пейзаж. Много автосервисов, хозяйственных магазинов, кафешек. Я растрогалась, узнав, откуда родом Хосе Куаутемок.
Приехали. После полагающихся формальностей направились в аудиторию. Хосе Куаутемок прошел мимо меня и даже не повернулся. Я решила, он обиделся, что я ему не позвонила. Не буду придавать этому значения. Не скачусь в эту дурацкую игру: то ты мне интересна, то не интересна. Во время чтения мы не обменялись ни единым взглядом. Я даже специально села с той же стороны, что и он, чтобы не смотреть на него в упор.