Спасти огонь

Это еще не доказывает, что он знает меня настоящую. Я смотрела, как он ест, и размышляла, насколько мы способны расшифровать друг друга. Ему нравилось говорить о себе, что он простой человек, без закидонов. До некоторой степени так оно и было. Но его родители рассказывали, что в детстве он тяжело переживал происходящее вокруг и у него часто бывали депрессии. Они как будто описывали кого-то совсем другого, не моего мужа. Поэтому я начала подозревать, что ребенком его домогались священники в католической школе, хотя сам он всегда энергично отрицал это. Были в нем затаенные уголки, куда я не могла достучаться. «Ты знаешь, кто я?» — выпалила я в тот момент, когда он на вилке поднес кусок курицы ко рту. Он улыбнулся. «Конечно, ты моя жена», — сказал он просто и снова занялся курицей. Я опять на него уставилась. Он выглядел утомленным. У него быстро росла щетина, и к вечеру лицо делалось от нее сизоватым. Он тщательно следил за внешностью и иногда брился дважды в день, утром и днем. Его воспитали в том духе, что встречают по одежке. Отец научил неизменно следить за одеждой и внешним видом. Костюм из очень хорошей ткани, сшитый по мерке, безукоризненного кроя. Галстук никогда не должен быть кричащих цветов. По воскресеньям он одевался не менее стильно, чем в будни. Из него получилась бы идеальная модель «Скаппино» или «Брукс Бразерс». «Твой муж родился стариком», — сказала мне одна подруга. И она была права. Когда я рассказала об этом ему, он возразил: «Я не старик, я классический вариант».

Я любила Клаудио. Он был добрый, прямодушный, остроумный, красивый, приятный, и мне жилось с ним очень хорошо, хотя он и близко не пленил меня так, как пленил Хосе Куаутемок. Возможно, проблема крылась в моем неумении восхищаться. Да, он был успешным финансистом, нюхом чуял, как поведет себя биржа, и заключал выгодные сделки. Коллеги прозвали его Барракудой — за инстинкт, позволявший атаковать рынок в нужный момент. Но вне профессии он казался мне довольно плоским, посредственным и, да, старомодным. Если отвлечься от его финансовых озарений, я никогда не слышала от него ничего, что меня бы поразило или заставило смотреть на вещи по-другому. И сексуально он меня не возбуждал. Я обожала его поцелуи — это да. Но между ног у меня ничего не вспыхивало при виде него. Он был слишком причесанным, слишком аккуратненьким. Всегда все под контролем, никаких безумств, никакой грубости и того, что мы с подругами в старшей школе называли свинством, — желания исследовать тело, пить его, целовать, проникать в него. Если бы меня спросили, почему я выбрала Клаудио в мужья, я бы сказала: потому что он мне подходит, потому что с ним интересно и он умеет меня смешить, потому что он порядочный и милый, потому что трудолюбивый и ответственный. По словам моей мамы, идеальный муж. Она считала, что мне нужен кто-то с меньшим количеством тараканов в голове, чем у меня. Кто-то надежный, не склонный к резким переменам настроения. Я вышла замуж, осознавая, что у нас мало общего, что скоро нам не о чем станет разговаривать за обедом, что я никогда не пойму страсти, которую пробуждает в нем Кубок чемпионов, а он и на пушечный выстрел не приблизится к пьесе Шекспира. Мне пришлось приспособиться к старомодным песням Луиса Мигеля, к боевикам, к ужинам в дорогущих затхлых ресторанах, к его консервативным родственникам, вечно озабоченным людским мнением. Это была моя фаустовская сделка. Я сменяла бури на стабильность — ее я вначале ценила, но довольно скоро эта ценность померкла в моих глазах. Это не значит, что я перестала любить Клаудио. Наоборот, с каждым днем я любила его все сильнее, понимая, что выбрала лучшего отца для своих детей. Но, черт возьми, как же мне было скучно. Мне вообще не нравилось ходить куда-то с ним и его друзьями. Я засыпала в кинотеатре, когда фильм выбирал он. Мне казались безвкусными сложносочиненные претенциозные блюда в якобы французских ресторанах, куда он меня водил. Как вообще можно наслаждаться едой, когда вокруг сидят люди, которые в свои тридцать восемь выглядят как сущие мумии? И, подозреваю, Клаудио чувствовал себя так же на мой счет. Он ненавидел мои любимые фьюжн-рестораны и еще более любимые забегаловки на рынках. Брезговал деревенскими гостиницами, в то время как я терпеть не могла безликие сетевые отели, будь у них хоть двадцать тысяч звезд. Из общего у нас была только любовь к шоколаду, просмотр сериалов в постели, привычка спать допоздна в выходные и безумная тяга к американским торговым центрам. Мы любили бывать на пляже, вместе тренироваться и играть с детьми. Мы часто ездили в Испанию (с обязательным посещением стадиона «Сантьяго Бернабеу»), объедались тапас и наслаждались жарким средиземноморским летом.