Спасти президента

Я кое-как продрал глаза и сел на скрипучей кровати, которая оказалась скрипучим диваном. Кошмар не исчез. За ночь всю мою обстановку повымело из комнаты, зато на свободное место набежала чертова пропасть чужих вещей. Кроме дивана и ковра, здесь объявились еще стол, два мягких полукресла, книжный шкаф, телевизор и в углу какой-то допотопный пуфик на гнутых ножках. Вся пришлая мебель упорно делала вид, будто стояла здесь всю жизнь, и это я, наоборот, здесь гость, захватчик, случайный поселенец...

Тряхнув головой, я проснулся. В голове моей все стало медленно укладываться по местам.

Я не дома. Верно. Я и не должен быть дома. Верно. После вчерашнего звонка Друга я быстро сдернул из своей квартиры. По пути я удачно оторвался от погони, затем целый час запутывал следы и к полуночи объявился здесь, на Мясницкой. На диване у чужого ковра. Здесь мне надо будет перекантоваться до воскресенья... Стойте-ка, а сегодня какой у нас день?

В мозгах еще шумело, и я стал рассуждать по порядку. Вчера была пятница. Получается, что сегодня — уже суббота. Значит, воскресенье завтра. Выходит, у меня в заначке еще пять с половиной папирос. Должно было остаться шесть, но вчера я нарушил режим на одну половинку. Не утерпел после бега.

Я сполз с дивана и, пошатываясь, приблизился к столу. Вот они, родимые, умильно подумал я. Лежат себе возле телефона. Лежат и молчат. Раз папироска, два папироска, еще одна, еще...

Телефонный звонок прервал мои подсчеты.

— Ну! — сердито сказал я, отрываясь от своего богатства. Сбили! Теперь придется начинать заново.

В трубке было тихо. На том конце провода кто-то внимательно слушал мой голос.

— Ну! — свирепея, повторил я. — Молчишь, зараза? Язык проглотил? Скажи что-нибудь, чмо паршивое!

— Ты в норме? — Голос Друга утихомирил меня. Я сразу почувствовал себя дурак-дураком с холодными ушами. Ясное дело: кто же, кроме Друга, станет сюда звонить?..

— Все в лучшем виде, — торопливо проговорил я. — Прости, что вызверился на тебя. Я думал, это пацаны балуются.

— Ничего. — Друг хмыкнул в трубку. — Поорал, выпустил пар, разрядил нервы — и то хорошо. Даже врачи рекомендуют снимать стресс... Так тебя не зацепило вчера? — Теперь его голос стал озабоченным. Никто, кроме Друга, не принимал мои хлопоты близко к сердцу.

— He-а, не зацепило, — сказал я. — Все просто зашибись, честное слово. Я от бабушки удрал, я от дедушки удрал. По-моему, в меня даже не пульнули ни разу, только грозились... — В двух словах я рассказал про вчерашнюю погоню и свой отрыв. — Слушай, а кто же это был?

— Почти никто, — рассеянно произнес Друг. Кажется, моя история его успокоила. — Один ретивый капитанчик. Наткнулся на тебя по письму, через комитет по инвалидам... Значит, он не видел твоего лица?

— Только спину, — подтвердил я. Мне стало совсем уж неловко перед заботливым Другом. — Считаешь, я зря это письмо писал? Дешевый понт, да?

— Не бери в голову, — ответил мой великодушный Друг. — Написал и написал, плюнь да разотри. Подумаешь, беда! Все утрясется, слово даю. С инвалидами я уже разбираюсь. А капитанчик тебя здесь не достанет, слабо ему... В общем, отдыхай себе спокойно. Покури, посмотри телевизор или книжку почитай. Есть захочешь, возьми вон в холодильнике...

«Спасибо», — хотел ответить я, но опоздал. Трубка уже стала детской погремушкой, в которой весело пересыпались короткие гудки. Друг не захотел дожидаться моей слюнявой благодарности. Как обычно, он помог и тут же скрылся, ничего не выпросив себе взамен. За все время знакомства я ни разу не увидел своего таинственного благодетеля — только слышал его. Иногда мне даже казалось, что его вообще невозможно увидеть: будто он живет в переплетении проводов и состоит из одного телефонного голоса. А почему бы нет? В любом телефоне давно завелись мелкие полезные дружки, объявляющие время, погоду или расписание поездов. Просто мой Друг по сравнению с ними — словно генерал-полковник в компании безусых прапоров.

— Спасибо, — все-таки сказал я погремушке с гудками, а потом дал отбой.

Настала пора еще раз пересчитать свой капитал. Раз папироска, неспешно начал я и откатил белую торпеду в сторону. Два папироска — туда же. Три. Четыре. Половинка...

Четыре с половиной! Меня как обожгло. Одной не хватало!

Я еще раз проверил рассчет, но сумма осталась прежней. Четыре с половиной! Встав на четвереньки, я обшарил весь пол возле стола, посмотрел под диваном и за пуфиком, заглянул за ковер, дважды проверил свои карманы — задний, верхний, боковой, нарукавный — а в конце обхлопал каждую складку рубашки и даже дунул в ствол карабина...

Все равно было четыре с половиной!

Четыре длинных торпедки и краткий, слегка подзамусоленный бычок.

Либо я вчера, впав в транс, умудрился выкурить одну лишнюю. Либо я просто потерял одну на бегу, когда прыгал из вагона в вагон, а вечером не заметил пропажи. Что в лоб, что по лбу. Никакой разницы нет. Завтра с утра я исчерпаю свой боезапас травки, и тогда боль-паскуда вернется раньше времени.