Спасти президента

Медсанчасть пряталась в глубоком подвале, сразу под Румянцевским залом Кремля: три койкоместа и гора новейшего американского оборудования на восьмиметровой глубине. При царе Алексее Михайловиче здесь пытали бунтовщиков, а теперь, наоборот, пользуют государственных особ первой двадцатки.

Скажете, прогресс? Если это прогресс, то я — китайский император. Врачи сменили палачей, но результат их работы остался тем же самым.

Гиппократово отродье.

Я прислонился спиной к двери с красным крестом и только тогда перевел дыхание. Спокойнее, Болеслав, приказал я сам себе. Пока ты спокоен, ты контролируешь ситуацию. Стоит тебе начать нервничать, обязательно что-нибудь упустишь. И все пропало.

— Сколько человек в курсе? — спросил я у Паши, своего помощника-референта. — Вы подсчитали?

— Пока семнадцать, Болеслав Янович, — не мешкая доложил тот. — Включая нас с Петром, повара, Макина и бригаду реанимации. Дамаев будет восемнадцатым, его сейчас привезут.

— Есть среди этих семнадцати кто-то из мэрии?

Паша отрицательно помотал головой.

— Из ФСБ?

— Только один Макин, — ответил Паша. — Но у него-то двойное подчинение, ФСБ и нашей администрации.

Это была светлая идея — переподчинить администрации нескольких ближайших телохранителей Президента. Грубо говоря, жалованье они по-прежнему получали на Лубянке, зато премии и все выплаты — в нашей кремлевской кассе. Мои приказы для Макина сразу стали весомее голубевских.

— Уже легче. — Я отер пот со лба.

И генералу Голубеву, и тем более мэру Москвы Круглову совсем не обязательно знать, что произошло десять минут назад. Оба, разумеется, лояльны к нынешнему Президенту — но только к здоровому Президенту. А вовсе не к тому, чья жизнь подвешена на ниточке.

— Быстро собери подписки у всех, кроме реаниматоров, — приказал я референту. — Их уже предупредили. Остальным напомнишь о нулевой форме допуска. О том, что разглашение карается не КЗоТом, а статьей УК. В принципе им это известно, но напомнить никогда не помешает. В подробности не вдавайся... Да, и Макина — срочно сюда, ко мне... Действуй.

Паша безропотно кивнул и исчез в лифте. Петя, другой мой помощник, подал мне трубку сотового телефона. Ни Паша, ни Петя сами не знали всех подробностей происшествия, однако не задавали лишних вопросов. Моя команда была приспособлена к работе в условиях цейтнота, по западному методу: точно сказано — точно сделано. Все объяснения — постфактум. Чтобы в стране была демократия, в кадрах должна быть жесткая диктатура.

Я присел на кожаный диванчик возле стены и набрал номер. Хорошо еще Гурвич приехал в Кремль, а не сидит у себя в министерстве. Очень вовремя.

— Привет, Лёлик, — бросил я в трубку.

— Привет, Болек, — тут же откликнулся министр финансов.

— Пожалуйста, спустись в медпункт, — попросил я. — И побыстрее. Возникли проблемы со здоровьем.

— С чьим? — не понял мой бывший сосед по парте.

— С твоим, конечно, — ответил я и дал отбой.

Пока я разговаривал, помощник Петя топтался в сторонке, ожидая инструкций. ЧП застало его за обеденным столом, в руке он все еще машинально вертел салфетку, которая давно превратилась в белый салфеточный шарик.

— Дело дрянь, — сказал я помощнику. — Но мы можем выкрутиться. Самое главное — не допустить утечки еще два с половиной дня... Что у Президента сейчас по графику?

— Интервью «Свободной газете», — сообщил Петя. — Редактор Морозов Виктор Ноевич уже ожидает в Сиреневой гостиной для прессы.

— Только прессы нам не хватало! — едва не застонал я.

— Вежливо отшить его? — с готовностью предложил мой помощник.

— Отшить — да, но не вежливо, — сказал я. — Наоборот, веди себя с ним пожёстче. Намекни, что Президент резко передумал давать интервью именно его дрянной газетке.

— Он должен обидеться? — Петя ухватил мою мысль на лету.

— Непременно, — ответил я. — Он должен быть вне себя. Если с ним расшаркиваться, он сразу что-то заподозрит. А так он будет просто злиться на Президента и его сволочное окружение. Это сейчас для нас гораздо безопаснее... Ну, поторопись, вот как раз лифт спустился.

Лифт привез к нам в подвал человека номер восемнадцать из Пашиного списка посвященных. Как только створки разомкнулись, смуглый президентский кардиолог Рашид Дамаев выскочил наружу, чуть не сбив с ног помощника Петю.

— Пульс? — на бегу хрипло спросил у меня Дамаев. Судя по его одышке, ему самому не помешал бы хороший кардиолог.

— Появился, — проговорил я. — Но еле-еле.

Не останавливаясь, лейб-медик локтем толкнул дверь, отмеченную красным крестом, и с разбегу влетел в лазарет. Счастье, что дверь здесь открывалась внутрь, а не наружу. Пропустив Дамаева, она вновь закрылась.

Я прислушался, но никаких звуков из медсанчасти не донеслось. Впрочем, звукоизоляция тут была налажена на совесть, еще со времен царя Алексея Михайловича. Стоны и крики подвергаемых пыткам в коридор уже не попадали. Челядь берегла чуткие царские нервы.