— Павел Павлович, мне кажется, что Габрилянов сильно устал и уже не может быть полезен в Ташкенте, — обратился к вошедшему генсек.
— Что случилось, Юрий Владимирович? — насторожился помощник.
— По тому, как идут наши дела в Узбекистане, я догадывался, что там что-то неладно. Но несколько минут назад убедился в этом воочию — Габрилянов, по-моему, психологически надломился. Это уже не тот человек, который рвал зубами свои жертвы в Краснодаре. Надо искать ему замену.
— Но за сутки, которые ему остались быть в Москве, это невозможно.
— А разве я сказал о его немедленном отзыве? — удивился Андропов. — Нет, пусть вернется в Ташкент и доработает до конца месяца. Отозвав его немедленно, мы угробим человека окончательно — он сочтет это как недоверие к себе. А этот человек много для нас сделал и еще нам пригодится. А пока вызовите ко мне через час Юзбашяна.
Речь шла о председателе КГБ Армянской ССР Мариусе Юзбашяне, которого вызвали в Москву вместе с Габриляновым. Однако принимал их Андропов по отдельности. Несмотря на то, что оба они работали в рамках одной операции «Эмир», однако пересекаться друг с другом не должны были, поскольку у каждого был свой определенный участок работы и информация с разной степенью секретности.
11 июля 1983 года, понедельник.
Афганистан, Пули-Хумри
Связанный по рукам, Азиз был чуть ли не волоком доставлен двумя дюжими мужчинами в дом, где на мягких курпачах восседал курбаши Хаятулло. Он пил чай и закусывал щербетом, который брал из большой пиалы. Бросив взгляд на пленника, которого его нукеры поставили перед ним на колени, курбаши произнес:
— Ты же обещал принести мне деньги за девчонку, а вместо этого напал на мой кишлак. Разве правоверные так поступают?
— Значит, я неправильный правоверный, — с ненавистью глядя на курбаши, ответил Азиз, лицо которого было измазано кровью.
— Я это сразу понял, — с ухмылкой на устах, произнес курбаши. — Как и то, что ты не обычный правоверный. Кому ты служишь?
— Вы этих людей не знаете.
— Они из наших?
— Нет, не из ваших.
— Значит, если я их попрошу, они смогут заплатить за тебя много денег — гораздо больше, чем за девчонку?
— Если они меня выкупят, то только вместе с ней.
— А русский?
— Он в этот список не входит. К тому же, ты хотел обменять его на другого своего брата.
— Хотел, но ответа пока нет.
— А ты, я вижу, бизнесмен, курбаши, — сглатывая комок, который застрял у него в пересохшем горле, произнес Азиз.
— На эту войну нужны деньги — много денег, — ответил Хаятулло и демонстративно сделал долгий глоток чая из пиалы.
Отправив затем в рот кусок щербета и прожевав его, курбаши достал из-под курпачи спутниковый телефон, который был найден у Азиза и спросил:
— Именно по нему ты связываешься со своим хозяином?
В качестве ответа Азиз кивнул головой.
— Тогда звони, — и курбаши бросил телефон в сторону пленника.
Один из нукеров развязал руки Азизу, но хватку не ослабил, заключив его шею в стальной зажим. А второй нукер стоял рядом с ножом наготове. В таком состоянии пленник взял в руки телефон и набрал на нем нужный номер, выведя разговор на внешний микрофон. Ждать пришлось около минуты, пока на другом конце провода не раздался мужской голос, говоривший по-английски:
— Я слушаю тебя, Карл.
— Я в клетке и мой птицелов готов отпустить меня и девчонку за деньги.
— Ты дорого мне обходишься, Карл, а результат пока нулевой. Где ты находишься?
— В самом Пули-Хумри.
— Сколько теперь хотят в качестве выкупа?
Курбаши, который все это время внимательно слушал разговор, поскольку понимал по-английски, назвал сумму:
— Пять миллионов афгани.
— Я услышал тебя, — откликнулся абонент на том конце провода — им был никто иной, как Хью Лессарт. — Будь на связи и жди гонца с деньгами. Когда он прибудет, передашь девчонку человеку, которому принадлежит этот телефон.
Сказав это, американец первым нажал на кпопку «отбой».
11 июля 1983 года, понедельник.
Ташкент, Боткинское кладбище
Войдя на территорию Боткинского кладбища, первое, что сделал Талгат Агзамов, это подвел Алексея Игнатова к мемориалу в честь футболистов команды «Пахтакор», погибших в авиакатастрофе в августе 1979 года.
— Ровно через месяц будет четыре года этой трагедии, — сообщил Агзамов своему коллеге, когда они стояли у чугунного памятника, на котором был изображен вратарь, застывший в воздухе в отчаянном броске за мячом, а вокруг него, на земле, были расставлены по кругу большие фотографии погибших игроков.