— Грузины — Кобиашвили, Тодадзе и Гурам Кибискирия. Кстати, последний будет судить и завтра.
— Но мой информатор сообщает, что только недавно кавказским арбитрам была дана команда начать атаку против нас. Понимаете, недавно. И если тот же Кибискирия в начале сезона судил честно, то теперь, в изменившейся ситуации, он вынужден будет играть уже против нас. Вот о чем идет речь. Поэтому я и спрашиваю, что вы можете предложить?
— Прежде, чем это сделать, я должен знать, какого рода провокация намечается?
— Если судейская бригада будет подсуживать нашим соперникам, то это может вызвать массовое недовольство со стороны болельщиков. Я даже полагаю, что среди них
— В таком
— Полагаю, что это бесполезно — ведь они нам не подчиняются. И если они пойдут на наши уговоры, их ждут большие неприятности по возвращении домой. При таком раскладе, как вы считаете, кого они больше испугаются — нас или тех, кто дал им это задание?
— А если предположить, что наши ребята завтра в пух и прах разнесут гостей? — предположил Ибрагимов. — В таком случае, никакие судьи им не помогут.
— Вы сами верите в то, что вы говорите? — с укоризной глядя на хозяина кабинета, спросил Рашидов. — Я, конечно, не сомневаюсь в заряженности наших ребят на победу, но завтра к нам приедет сильная команда. Насколько я знаю, они уже пять матчей не знают поражений. Поэтому легкой игры завтра не будет — будет настоящее сражение двух равных по силе команд. Именно на это, кстати, и рассчитывают зачинщики провокации — что в этом равном противостоянии легко разжечь пожар конфликта.
— Тогда единственное, что мы можем сделать, это обеспечить максимальную охрану стадиона, стянув к нему дополнительные силы милиции, — предложил последний вариант глава Спорткомитета. — С ее помощью можно будет постараться локализовать беспорядки в самом зародыше.
Услышав это, Рашидов задумался. Собственно, еще по дороге сюда он предполагал, что именно этот вариант и является самым оптимальным. Что никакие апелляции к судьям или к их непосредственным хозяевам не способны предотвратить задуманное ими. Ведь на кону стояло слишком много, чтобы вот так легко можно было от этого отказаться. Шла настоящая война, в которой даже спортивные состязания были брошены в дело — в горнило бушующего противостояния.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился, наконец, с доводами своего собеседника Рашидов, и добавил: — Как говорили древние мудрецы: «Хочешь мира — готовься к войне».
14 июля 1983 года, четверг.
Исламабад, южная окраина города
Сидя в своей «Тойоте», Шарбат Пайман курила сигарету и слушала какую-то неизвестную песню на языке урду. Передняя дверца в автомобиле была открыта, чтобы женщине было видно, что происходит слева от нее. А там на раскладном стуле сидел абсолютно голый и связанный по рукам и ногам Франческо Розарио, который до сих пор пребывал в глубоком сне. Вот уже более трех часов они находились на территории заброшенного завода, куда Пайман привезла пленника из отеля «Мариотт» и теперь терпеливо ждала, когда он проснется. Женщина уже успела выкурить несколько сигарет, которые она не выбрасывала из автомобиля, а аккуратно складывала в металлическую баночку, которая стояла перед ней возле переднего окна. Как опытная разведчица Пайман понимала, что любая улика, неосмотрительно оставленная здесь, будет играть против нее.
Женщина успела выкурить еще одну сигарету, когда пленник, наконец, вновь начал подавать признаки жизни — застонал и очнулся. Испуганно озираясь, он попытался подняться на ноги, но не смог этого сделать и опрокинулся навзничь вместе со стулом, к которому был накрепко привязан. Пайман потушила сигарету и, отправив ее в банку к остальным окуркам, выбралась из автомобиля. Подойдя к стонущему пленнику, рот которого был заклеен скотчем, она вернула его вместе со стулом в первоначальное положение. Затем отлепила скотч с одной стороны и произнесла:
— Если ты будешь хорошо себя вести, я не стану причинять тебе боль.
— Кто ты такая, сука? — закричал в ответ итальянец, снова пытаясь встать на ноги. — Ты знаешь, с кем ты связалась? Да за меня тебя из-под земли достанут и на куски покромсают. Ты даже не представляешь, что с тобой сделают! Развяжи меня, гадина!
Вместо ответа женщина направилась к автомобилю.
— Куда ты пошла, тварь?
Ответ на этот вопрос итальянец получил очень скоро — когда женщина вернулась к нему с огромным разводным ключом, который она достала из багажника. Вновь заклеив пленнику рот скотчем, она размахнулась и со всей силы ударила ключом по правому колену итальянца. От дикой боли тот потерял сознание и поник головой. А Пайман стала терпеливо дожидаться, когда он снова очнется. Прошло около десяти минут, прежде чем пленник пришел в себя. Он застонал и поднял глаза на свою мучительницу. И она снова отлепила скотч с одной стороны, после чего произнесла: